– Вы не помните, ушел ли Барри следом за Мелоди?
– Хотелось бы мне это вспомнить. Но я в тот вечер здорово набрался. На следующий день я пошел в общежитие к Мелоди, чтобы извиниться, но мне сказали, что она так и не появилась.
Минут десять Хортон рассказывал мне о своих отношениях с Мелоди. Он был сильно влюблен в нее, исчезновение девушки выбило его из колеи. Еще пять минут он рассказывал мне о Фуллере, назвав его «командным игроком, обычным парнем».
Не знай я о его «хобби», я бы тоже так описала его.
В конце разговора Хортон обещал позвонить, если вспомнит что-нибудь еще.
Эрб положил вторую трубку, через которую слушал наш разговор.
– Это может быть ключ. Наверное, надо спросить об этом Рашло.
Я посмотрела на часы. Почти семь вечера. Я зевнула. Эрб неодобрительно посмотрел на меня.
– Джек, тебе надо отдохнуть.
– Все нормально.
– Ты выглядишь как сандвич с дерьмом.
– Очень мило. Ты прочитал это в какой-нибудь поздравительной открытке?
– Тебе пора домой.
– Я боюсь идти туда. Мне не хочется снова попасть на старческую версию «Последнего танго в Париже».
Он нахмурился:
– Что с тобой творится в последнее время, Джек?
Голос Эрба звучал как-то грубо, такое случалось раз в сто лет.
– О чем ты, Эрб?
– Ты сама не своя. Нервная, нетерпеливая, взвинченная.
– Если вы сомневаетесь в моей компетентности, детектив Бенедикт, можете заняться поиском новой работы.
Эрб встал:
– Наверное, мне следует подать рапорт о переводе…
– Это меня не удивит, учитывая, что вы устроили то же самое со своей жизнью.
Он бросил на меня странный взгляд и вышел. Несколько минут я сидела одна, пытаясь успокоиться. Но это мне не удалось.
– Вы знаете, почему вы здесь, Барри?
Барри кивнул. Он был похож на поджавшего хвост нашкодившего щенка, которого ругают. На нем был синий костюм, его голубая рубашка казалась помятой оттого, что он сильно сутулился.
– Потому что я убил нескольких человек. – Голос тихий, жалкий.
– Вы знаете, за что вы убили этих людей, Барри?
– Я не помню… Я не помню ни одного убийства.
– Но вы видели последствия. Вы знаете, что, без сомнения, это дело ваших рук.
– Да, знаю.
– Но вы не можете сказать, почему это сделали?
– Этого я тоже не помню. Начиная примерно за месяц до первого убийства я ничего не помню. Словно этого времени не было в моей жизни. Боже, я бы никогда… никогда никого не убил. Не могу поверить…
Голос Фуллера задрожал. Слезы ручьем потекли по его лицу, плач дополнялся всхлипами и стонами. Гарсиа подал ему коробку с салфетками, которые Фуллер прикладывал к лицу одну за другой минуты две, не меньше.
