Под лампочкой, освещавшей веранду, вились запоздалые насекомые, еще не убитые осенними холодами. Лампочка струила желтый купол сухого и теплого света. У вершины купола клубился рой обреченной мошкары, под роем склонили головы над пиалами с чаем мальчики и Мансур.
Лёма поставил пиалу на стол и спросил:
— Мансур, откуда такое слово — “ваххабизм”?
— Его придумали неверные.
— Но все-таки?
Мансур задумчиво погладил свою бороду и вдруг заговорил важно и торжественно — словно читал по книге:
— Мухаммад ибн Абд-эль-Ваххаб родился в 1703 году в аравийском городе Уяйне, в семье улемов, просвещенных богословов рода Ааль аш-Шейх. В десять лет он уже знал весь Священный Коран наизусть и проник в его смыслы. Мухаммад ибн Абд-эль-Ваххаб, мир ему, не создавал никакой новой религии или секты. Он лишь восстановил ислам в его первоначальной коранической чистоте. Поэтому только неверные называют истинных мусульман сектой ваххабитов. Это они, так называемые мусульмане, в действительности являются сектой, так как следуют не Пророку и Священному Корану, а своим “святым”, поклоняются не единому Аллаху, а камням и гробам.
— Ставят памятники бывшему муфтию, — поддакнул Мовлади.
Мансур посмотрел на него молча. Потом открыл зеленую книжку на странице, заложенной листочком бумаги, и произнес:
— Истинный мусульманин должен прежде всего соблюдать таухид, единобожие, не почитать никого и ничего, кроме Аллаха. Истинные мусульмане, которых язычники называют ваххабитами, сами зовут себя муваххидунами, монотеистами, или единобожниками. Муваххидун не путешествует на поклонение к гробам, даже к гробу в Медине, не использует при молитве четки, не носит шелка и золота, не курит табак. Свое тело и душу муваххидун отдает джихаду, священной войне за веру…
Когда Мовлади и Лёма покинули дом Айны, было уже совсем темно. И дождливо. Поэтому они выходили через калитку, не таясь. Лёма относился к проповедям Мансура очень серьезно. Насупившись, он произнес:
— Я решил. Я тоже буду… муха… мува… муваххидуном!
— Ваххабитом?
— Муваххидуном! Мансур же все объяснил сегодня.
— И как ты себе это представляешь?
— Ну… буду соблюдать все ограничения.
— Какие, Лёма? Курить ты и так не куришь. Хаддж в Медину тебе не светит. В Мекку, впрочем, тоже. Золота у тебя нет. Ты и так ваххабит. О, извини, муваххидун! Все мы тут… муваххидуны.
Лёма разозлился:
— Но если ты ничему не веришь и ни с чем не согласен, почему ты продолжаешь ходить к Мансуру, сидишь, киваешь, поддакиваешь?
