Рюдигер пытался ее утихомирить, сказал, что зато он зарабатывает им на жизнь, по это лишь подлило масла в огонь. Перечисление ее домашних дел оказалось чудовищно длинным, а слышно его было даже на первом этаже.
– А ты еще ноешь, что я мелочусь. Да ты сам омещанился, обуржуазился. Рюдигер А. Поммеренке! Шовинист – вот ты кто.
Темные глаза Барбары метали молнии. Голос ее срывался, но постепенно она взяла себя в руки.
Когда Барбара ушла из спальни, то Рюдигер, сидя на кровати, задумался над дзумя вопросами. Почему «обуржуазился»? При чем тут его имя и фамилия? Рюдигер А. Поммеренке. Может, она намекает на его новые визптные карточки? Да, заказывая их, он вставил для солидности это «А». Второе имя у Рюдигера было Артур, он почти забыл об этом. «А» придавало визитке значительность. Рюдигер заметил, что у многих знаменитостей указывается второе имя. Например: Джон Р. Кеннеди. Просто Джон Кеннеди не звучит. Так при чем тут «обуржуазился»?
И почему «шовинист»? Что она хотела этим сказать. До сих пор она таких слов вообще не говорила. Заснуть Рюдигер уже не мог. Он взял с ночного столика иллюстрированный журнал. Рюдигер знал по прежнему опыту, что достаточно с полчасика почитать и вся злость пройдет. Он умел отвлекаться. Но слово «шовинист» не давало ему покоя. Кстати, что же оно в точности означает?
Барбара в гостиной, можно незаметно вытащить с книжной полки «Словарь иностранных слов».
В словаре говорилось: «Шовинизм – ненависть к другим народам; разжигание национальной вражды, агрессивный национализм».
По своей работе Поммеренке знал, что понятие «шовинизм» смыкается для коммунистов с империализмом. При чем же тут он, Рюдигер? Жаль, нельзя попросить Барбару, чтобы объяснила. Скорей всего это жаргон феминистки, их бранное слово для мужчин.
Несмотря па умение забывать неприятности, Рюдигер чувствовал, что теряет почву из-под ног. Такой неуверенности в себе но было со студенческих лет. Он сходил на кухню, взял из холодильника пива, закурил, включил телевизор и сел перед ним, не глядя на экран.
Ему предстояли два тяжелейших дня. Больше времени нет. Два дня уже израсходованы. Завтра придется ехать в Кёльн, выслушивать болтовню Дегенкольба. А на следующей неделе надо передавать материалы Штофферсу. Теперь нужен покой хотя бы дома.
Философия жизни у Поммеренке проста. Есть две главные опоры – семья и работа.
Еще вчера казалось, что у него все в порядке и тут и там.
Теперь за завтраком, отхлебывая кофе, он видит, что опоры пошатнулись.
