– Разве ты на своей шкуре не почувствовал?
– Почувствовал, – троглодит энергично почесался.
Получив запасную обойму к ружью, он убрался восвояси, а мы занялись обсуждением ближайших планов.
– До Переправы лучше с ними вместе идти, – сказал Хавр. – Но добраться туда мы должны первыми, чтобы сразу сбежать. Иначе там такая заваруха начнется…
– Думаешь, одолеют они конопасов? – спросила Ирлеф.
– Вряд ли. Но крови пустят немало. А ты как бы хотела?
– Бродяги для нас не враги. Дита они боятся, сам слышал. А вот конопасы… Они с нами даже разговаривать не желают. Кстати, тебе о них должно быть больше моего известно.
– Дитсов они, само собой, не любят. Считают всех нас кастратами. Впрочем, они только самих себя и любят. Но уж там любовь – так любовь… – он как-то странно ухмыльнулся.
– Договаривай, если начал, – покосилась на него Ирлеф.
– Нет уж! Не для твоих ушей такие разговоры. Когда к Переправе будем идти, может, и сама все узнаешь. Но, если доведется встретиться, не вздумай называть их в глаза конопасами. Они этого терпеть не могут. Сами себе кличут златобронниками. Запомни, если хочешь живой остаться.
Несколько раз какие-то уроды пытались проверить содержимое наших мешков, и тех, до кого не доходили добрые слова, приходилось прогонять кулаками. Выспаться так и не удалось – шум в лагере не умолкал ни на минуту. Кто-то горланил песни, кто-то плясал под аккомпанемент бубна, кто-то с кем-то дрался, кого-то вешали на сухом дереве. На завтрак был зарезан здоровенный бык, а поскольку его хозяин всячески противился этому, пришлось прирезать и его. Пользуясь авторитетом могучего и неуязвимого перевертня, Хавр урвал кусок говядины и для нас.
В путь тронулись беспорядочными толпами, постепенно рассеиваясь по равнине, как пасущееся стадо. Спустя несколько часов на левом фланге отряда что-то запылало.
– Повезло ребятам, – с завистью сказал кто-то из шагавших рядом с нами разбойников. – Видно, на человеческое жилье нарвались.
Впрочем, в этот день удача не миновала и нас. Впереди раздались крики, лязг оружия, рев быков, и спустя четверть часа мы приблизились к высокой каменной башне, узенькие оконца которой располагались под самой крышей, а единственная дверь – на уровне второго этажа. Разбойники пытались забросить на ее кровлю горящие факелы, но глиняная черепица и не собиралась загораться. В ответ незваных гостей поливали из окошек крутым кипятком.
Осада велась предельно бездарно. Кто-то мечами и кинжалами рыл подкоп, кто-то долбил в стену тонким бревнышком, кто-то мастерил из жердей штурмовую лестницу, которая не выдержала бы и ребенка, кто-то бестолково суетился, мешая и первым, и вторым, и третьим. Каждый черпак кипятка, каждый брошенный сверху камень находили себе жертву.
