“Все говорят, что мы вместе, все говорят, но не многие знают — в каком…”, — вспомнил Берзоев строку из песни Виктора Цоя. Интересно, а Цой был русским националистом?
Город прятался от непогоды за стеклами кафе, за стенами домов. Редкие прохожие спешили свернуть во двор или зайти в парадную. Машины двигались медленно, ожесточенно работая дворниками на лобовом стекле.
Анвар Берзоев жил в этом городе уже почти двадцать лет. Он остался в России — в большой России — после окончания института. В этот город его привезла женщина. Русская женщина. Мать Евы. Его дочери.
Ее зовут Ева. Ева Анваровна Берзоева. Так написано во всех документах. Так написано в школьном журнале. Мать Евы не сменила свою русскую фамилию, не взяла фамилию Берзоева когда они зарегистрировали брак. Но дочь носит фамилию отца.
Может быть, только до совершеннолетия. Может, когда ей будут выдавать паспорт, она возьмет фамилию матери. Он поймет — дочери жить среди русских, с фамилией Берзоева она будет чувствовать себя неуютно. Может, нет. Пусть решает сама.
Не очень-то у них получилось. Все это — семейная жизнь, совместные походы в магазины, воспитание ребенка, супружеские долги. Сначала они часто скандалили. Потом стали жить отдельно — каждый своей жизнью. Говорят, всегда виновны оба. Но Берзоев главным виновником считал себя. И не потому, что позволял себе много, нарушал чистоту и святость супружеских уз, — хотя и это было. Просто потому, что мужчина. Женщины и дети не могут быть ни в чем виноваты.
Вот только зря все родственники — с той и с другой стороны — покачивали головами с выражением всезнайства. Мол, мы-то всегда понимали. Не живут в одном гнезде орел и ласточка. Это тут ни при чем. Разве мало русских мужчин, расстающихся со своими русскими женами? Да еще тяжелее, грязнее, кошмарнее.
Просто разные люди.
А Ева — Ева вырастает красавицей. Умницей. Говорят, что метисы бывают необычайно красивы и талантливы. Анвар — тоже метис, но на нем природа отдохнула. По крайней мере, сам он считал так. А Еву вознаградила всем, что упрятала от отца.
Если бы не Ева…
Если бы не Ева, жизнь была бы простой. Не так ныло бы сердце. Ночами не мучила бы бессонница. Не терзало бы чувство вины. Жить было бы легко.
Только в душе дул бы холодный северный ветер, ветер пустоты.
Такой же зябкий и мерзкий, как тот, что сейчас пробирается за воротник пальто, накладывает свои холодные пальцы на тело и начинает медленно сжимать грудную клетку, душить.
