«Товарищ лейтенант, — негромко говорит кто-то наверху. — Шесть тридцать, товарищ лейтенант…» Это я слышу во сне. И внезапно, спохватившись, что это не сон, резко поднимаюсь, сажусь. Трясу головой, пытаясь сбросить непреодолимое, какое-то болезненное оцепенение. Смотрю на часы. Шесть тридцать четыре. Значит, я спал два с половиной часа…
Трудно передать мое незавидное состояние в этот момент. Трещит, разламывается голова. Сон был слишком короток, чтобы освежить её. Ноет всё тело, вымотанное многодневной качкой.
А ведь прошло всего восемь суток, как мы вышли на патрулирование. Восемь суток, а мне кажется, что прошло много месяцев напряженного, трудного, изнурительного плавания. Теперь я начинаю понимать, что одно дело — просто быть в море и совсем другое — быть в море, непрерывно ожидая тревоги, неожиданности, ожидая врага, выясняя этого врага в бесконечном пространстве Балтики…
Я напрягаю все силы, чтобы встать, но тут же резкий рывок бросает меня назад, на узкую твердую койку. И снова я не могу от неё оторваться. Что бы я только не дал сейчас за десять минут сна!
И всё-таки я встаю. Лезу наверх, в квадратный люк — там штурманская рубка. Я ещё ничего не соображаю спросонок.
Вылезаю из люка и, стараясь не скользить подошвами по линолеуму, которым устлана палуба рубки, с трудом удерживаю равновесие у стола. Я вижу профиль Алексея Дмитриевича Полянкова. Он будто не замечает меня, склонившись над картой. Потом, не поворачивая головы, говорит:
— Ну как, отдохнули, штурман? — И, широко улыбаясь, добавляет: — Поправили свое хлипкое здоровьишко?
«Хлипкое здоровьишко» — одно из любимых выражений командира.
— Ух-мм, — киваю я головой, постепенно приходя в себя. И вдруг чувствую, что мне становится легче. — Поправил, — говорю, улыбаясь, и тру ладонями глаза.
Мой командир из тех, кто не любит ни спешки, ни преждевременных выводов, ни опрометчивых шагов. Он около пятнадцати лет провел на границе, и граница приучила его быть осторожным. Он не любит спать в походе. Я помню, как во время одного многодневного патрулирования он соснул самое большое три раза и то на часок-полтора. Зато, возвратившись на берег, отсыпается сутками.
На его счету самое большое количество задержаний. Говорят, что ему просто везет, но, как я потом убедился, везение здесь ни при чём. Опыт и мастерство судоводителя сочетаются в нем с непостижимым «чутьем» пограничника и качеством, о котором я уже говорил, — умением «постоянно волноваться».
