Ну, а я немедленно метнулся к плите и принялся разогревать жареного судака в духовке. К нашему возвращению мама тоже наготовила много чего вкусного. Мы съели всего одного, самого маленького, так что на ужин хватит всем. Отец очень удивился, узнав, что судаки по собственному желанию забрались в вентерь. Через полчаса мы сидели за накрытым столом и праздновали нашу с Ирочкой помолвку. На стол я выставил шампанское для дам и коньяк для мужчин. Мой отец хотя и малопьющий и не в том смысле что ему постоянно мало, давно уже косился на армянский коньяк, но на стол была выставлена бутылка, прихваченная моей невестой. Зачем она брала её с собой на пикник, я не сказал. Отец произнёс тост, мы выпили и приступили к трапезе. Ира толкнула меня локотком в бок и сказала:
– Борь, ну, давай, рассказывай.
– Рано, – сказал я, – пусть родители спокойно покушают, а то ведь и от радостных известий иногда пропадает аппетит.
В действительности же я просто не знал, как рассказать маме и отцу о том, кем являюсь на самом деле. Мы поужинали и за ужином рассказали о том, на каком чудесном берегу провели два прекрасных дня. После того, как посуда была убрана со стола, мама внесла в зал и поставила медовый торт «Зебра», который испекла к нашему возвращению и принялась разливать чай по большим чашкам. Мы с отцом уже выпили по три рюмки коньяка и я налил себе и ему по четвёртой, а маме и Ирочке по первой. Мама сразу же с опаской спросила:
– Борь, а мне плохо не станет от шампанского и коньяка. Улыбнувшись, я успокоил её:
– Мамуля, ещё ни одной женщине не стало плохо от коллекционного, марочного «Советского шампанского» и просто великолепного армянского коньяка. К тому же запомни первый и самый главный закон грамотного пития спиртных напитков. Градус можно только повышать, но никогда не понижать. Однако, дорогие мои родители, я прошу вас не спешить с коньяком. Сначала выслушайте рассказ вашего сына…
Сделав такое вступление, я намахнул рюмку коньяка, вздохнул и принялся рассказывать им историю своего попадания в «попаданцы» и чем дальше я углублялся в неё, тем всё более и более потрясёнными делались их лица, а когда я дошел до той её части, в которой говорилось об избиении их сына греками, обкурившимися перед тем анаши, мама побледнела и я сказал, налив себе пятую рюмку коньяка:
– Так, мама, папа, Ирочка, на тебе тоже лица нет, хотя ты уже всё это слышала, быстро выпили коньячку. Это помогает.
Мои родители и Ирочка послушно выпили коньяк и у мамы на щеках действительно быстро появился здоровый румянец и я продолжил свой рассказ, который продолжался уже больше полутора часов и через час закончил его. Отец потряс головой и сказал мне внезапно севшим голосом:
