Там была маленькая бухточка, которую гетман рассмотрел еще с нагорья, решив устроить причал для своих челнов. Они кое-как пристали, переводя дыхание. Когда подошел, в лодке обнаружилась и третья душа: старая женщина, ничком лежащая на днище. Стала понятна чужая одежда на плечах старика и девушки – женщина была в домашнем одеянии, в каком услужи-ют здешние шинкарки.
– Евреи, что ль? – спросил он помягче, чем подумал.
– Ага, жиды, пан добрый, – не заметя его снисхождения, привычным языком ответил старик. – Не губите, пане добродею! – пал он на колени, не замечая, что подхлестывает волна.
Кирилл Григорьевич при такой домашней поездке был, конечно, без мундира, да и в камзоле не самом лучшем. Все ж вид знатного пана повергнул в смятение и лежащую на днище женщину. Она приподнялась, обернулась носатым, чернявым, даже со следами усиков, лицом, с космами, подвязанными под горлом наподобие платка. Жидовка, сказал бы всякий, увидевший ее. Не от болезности, а для сокрытия ее лицом вниз упрятали. Вот жидов гетману только еще и не хватало!
Но сказал опять помягче:
– В Польшу или Литву бежите? По Сейму вам не подняться, быстр больно. Спуститесь на Двину, да по ней… поспокойнее…
– Там Чернигов, пане добродею, перехватят…
– Тогда нечего зря языком воду мутить! Отгребайте к тому берегу, там меньше течение.
Девушка, путаясь в чужих, длинных юбках, первой взобралась в лодку и взяла свое весло. Отца поджидала. Но он был разумнее женщин, потому низко поклонился, открывая истинное лицо:
– Мы не бежали б, пане добродею, да многих наших близких кого потопили, кого… – Договаривать не хотелось, и так ясно. – За доброе слово спасибо, пан незнаемый…
Он взял другое весло и сильно оттолкнулся от берега, прежде чем спустить его в воду.
Поднимаясь по круче, здесь более пологой, Кирилл Григорьевич заметил следы старых ступенек. Кой-где сохранились плоские камни. Значит, правильно он высмотрел бухточку для своих будущих кораблей.
Уже темнеть начало, пора было идти в шатер. Но с какой-то непонятной тревоги – а может, и жалости? – еще постоял на берегу, посматривая, как трудно дается течение слабосильным гребцам, даже и по тому, пологому берегу.
– Все равно утонут, ваше сиятельство, – за его плечом заметил наблюдавший все это охранник.
Кириллу Григорьевичу не понравилось:
– А ты чего здесь торчишь?
– Так служба моя такая… – в недоумении погремел охранник саблей по камням, разворачиваясь в сторону шатра.
Кирилл Григорьевич немного устыдился, садясь в шатре за накрытый стол, позвал сквозь парусное полотно:
