– Ваше величество!…
– …не забывайте, что!…
– …мы первые присягнули вам!…
– …вы к нам же первым и приехали!…
Не надеесь даже на такого человека, как граф Разумовский, Екатерина с помощью ночных горничных быстро опять натянула на себя Преображенский мундир и вышла на крыльцо. Разумовский посторонился, пропуская ее вперед. Встретили ночные, ликующие крики:
– Матушка наша!…
– .. умрем за тебя!…
– …подтверди, что мы самый любимый полк!… Внутренне ругнула Екатерину Дашкову, которая уговорила обрядиться в Преображенский мундир. Общую славу каждый тащит на себя как изодранное одеяло… Но говорить надо другое:
– Ребятушки, я ваша, ваша! Спасибо за службу, спасибо за верность! Вы впереди всей гвардии! У вас такой славный командир!…
Повинная голова графа Разумовского маленько встрепенулась. Как и во время присяги, он встал на колено, а маленькая ручка легла на его светлый парик. Этот жест вызвал уж совершенно оглушительный взрыв восторга. Сквозь бессвязный ор и успокоительное прорвалось:
– Спокойно почивати!…
– …мы на стороже!…
– в трезвой дисциплине пребываем!…
Рядовой гвардеец, впоследствии знаменитый пиит Гавриил Державин не зря же вспоминал:
«Кабаки, погреба и трактиры, для солдат растворены: пошел пир на весь мир; солдаты и солдатки в неистовом восторге и радости носили ушатами вино, водку, пиво, мед, шампанское и всякие другие дорогие вина и лили все вместе без всякого разбору в кадки и бочонки, что у кого случилось. В полночь на другой день с пьянства Измайловский полк, обуяв от гордости и мечтательного своего превозношения, что Императрица в него приехала и прежде других им препровождаема была в Зимний дворец, собравшись без сведения командующих, приступив к Летнему дворцу, требовал, чтоб Императрица к нему вышла и уверила его персонально, что она здорова; ибо солдаты говорили, что дошел до них слух, что она увезена хитростями прусским королем, которого имя всему российскому народу было ненавистно».
Ну как, при такой-то верности, воспретить гульбу?!
Конца не предвиделось. Сенат не успевал собирать жалобы купцов и торговцев, пограбленных в роковую ночь, один только купец Дьяконов подал челобитную на 4044 рубля… А всего-то в Сенат нанесли бумаг на 24 331 рубль…
Самая жестокая баталия с Фридрихом обошлась бы подешевле.
Но не это удручало: Кирилл Разумовский не узнавал прежней Великой Княгини. Став Императрицей, она оказалась в странных сетях. Никакой казны не хватало, чтоб удовлетворить все действительные и мнимые претензии участников переворота; они кружили, как стадо гиен над поверженной ланью. Им бросали жирные куски – по пятьсот, восемьсот, по тысяче душ; они рычали – мало, мало, мало!… Денежные награды: по десять, двадцать, тридцать тысяч рублей – хотим больше, больше, больше!… Даже секретарь Григорий Теплов, отшатнувшись от своего гетмана, ухватил двадцать тысяч под мурлыканье указов и манифестов, которые сочинял действительно в поте лица. Княгиня Екатерина Дашкова, возомнившая себя главой переворота, получила орден Св. Екатерины и знатную денежную награду. Все трое Орловых получили по восемьсот душ крестьян, Алексей и Федор вышли из дворца с Александровскими лентами, а Григорий – во дворец, камергером. Зайдя по делам, Кирилл Разумовский как раз и попал на поздравления. Григорий при всем честном народе лежал на диване и, будучи под хмельком, интимно постанывал:
