– Шибче, шибче, ребятушки! Гоните к черту… «чертушку» российского!
Поотстав, не в лад всему настроению, возмущалась перед стременем мужа выскочившая из кареты Екатерина Ивановна:
– До-очек порастеряли! Где дочки, муженек?! Солдаты смеялись, подполковник измайловцев хмурился, оказавшись в роли скверного муженька. Хорошо, гайдуки из свиты Алексея сообразили: просто подхватили на руки и запихнули в мягкое нутро кареты. А там и сам Алексей Григорьевич, кряхтя, поднялся, грузным телом закрыл выход. Голос его и сквозь стены кареты услышали:
– По-ошел!…
Каждый в свою сторону – карета к Петербургу, а полки под Петергоф.
Предстояли еще долгие переговоры, нудная переписка, угрозы с одной стороны и мольбы с другой, скачки гонцов туда-сюда, прежде чем Император Петр III подписал отречение в пользу Императрицы Екатерины И. Унизительное и глупое. Сочиненное новым кабинет-секретарем Григорием Тепловым, собственной рукой переписал:
«Того ради, помыслив я сам в себе, беспристрастно и непринужденно чрез сие объявляю не токмо всему Российскому государству, но и целому свету торжественно, что я от правительства Российским государством на весь мой век отрицаюся, не желая ни самодержавным, ниже иным каким-либо образом правительства, во всю жизнь мою в Российском государстве владеть, ниже онаго когда-либо или через какую-либо помощь себе искать, в чем клятву мою чистосердечную перед Богом и всецелым светом приношу нелицемерно, все сие отрицание написав и подписав моею собственною рукою. Июня 29-го дня, 1762 года. Петр».
Имя было выписано тщательно, раздельными буквами: ПЕТР. Чтоб ни у кого сомнения не оставалось…
Грохнул где-то запоздалый небесный гром. Или пушка какая сдуру выстрелила? Чего теперь стрелять, когда отречение уже подписано. Петр обрел даже некое душевное спокойствие. Свобода по самый гроб жизни! А жить-то оставалось всего семь дней!…
