К.Разумовский: Последний гетман | страница 159



Екатерине Алексеевне не было смысла совершенно скрываться – все равно бы узнали. Да и негоже ее величеству впадать в клоунаду. Так, изящная картонка на лице, раскрашенная под фею. Весь остальной убор вполне бальный. Вот Елизавете Романовне, с обликом петербургской кухарки, – той, может, и пристало представать восточной царицей! Так Петр Федорович захотел, а ему не откажешь. Изящно, как ей казалось, плавала по залу восточная толстуха; не то что фея, даже не прикрывшая какой-нибудь мишурой фамильные, подаренные еще Елизаветой Петровной бриллианты. Ну, да ведь каждому свое. Гордыня феи представала и на маскараде; она сама ни с кем не заговаривала, исполняла некий вечерний ритуал.

Да так оно и было; в ее положении, хоть и брошенной, но все еще супруги Императора не пристало манкировать маскарадом. Она исполняла некий заданный ритуал, тихо кружа по залу, полному капуцинов, паяцев, разбойников и просто смешных рож. Всеми узнаваемая, но никем вроде не узнанная. Что было под веселой маской феи, знали немногие. Разве что широкоплечий татарин, в халате поверх гвардейского мундира и в укутавшей голову, даже глаза, чалме. Он незримо для других, но для феи понятно, преследовал ее; на то и татарин. Впрочем, все друг за другом ходили. Любовные игры даже в старости не мешали. Ничего удивительного, что в какой-то момент татарин поклонился фее; значит, понравилась дочь лесов.

– Будьте сегодня, милая фея, особенно осторожны! Пузатый капуцин мимо проплывал, речь татарина оборвалась. Потом снова:

– Заметили, насколько мрачен был Император за обедом?

Фея слегка склонила голову.

– Перед самым обедом полковник барон Будберг доложил Императору, что обнаружен заговор, во главе которого…

Теперь италийский пират помешал, явно прислушиваясь. У татарина хватило терпения молчаливо покружить по залу.

– .. стоят две Екатерины, одна…

Католический монах, в низко надвинутом башлыке, заинтересовался татарином, приостановился, будто ему мешали проходить. Татарин с несвойственной крымцу вежливостью посторонился – монах засеменил толстыми ляжками, приплясывая на месте, но дольше оставаться возле феи и ее собеседника не посмел.

– Имя называть не буду, ибо и – стены здесь имеют уши. Но вот что имейте в виду, милая фея: кого-то из Екатерин полковнику Будбергу приказано арестовать и поместить под караул до выяснения обстоятельств…

Черт, с картонным крючковатым носом и размалеванной рожей, тут как тут, запрыгал обочь, как и полагается черту, с похабными ужимками. Он, кажется уловил что-то своим накладным ухом. Ну, татарин и повел себя как татарин – дал хорошего пинка; черт взвизгнул старческим плаксивым голосом, а фея покачала увитой цветами головкой: