Война шла, задевая всю западную Россию, в том числе Украину. А главнокомандующий Апраксин преспокойно пребывал в Петербурге, довольствуясь реляциями[11] своих генералов. Он был пожалован в генерал-фельдмаршалы одновременно с графом Алексеем Разумовским, из чего следовало, что Елизавета Петровна никак не могла остановить выбор – кого же поставить во главе армии, которая уже вступила на прусскую землю, но никем вроде бы единолично не управлялась. Кирилл при свидании со старшим братом уже на правах ясновельможного гетмана посмеивался:- Ну ты, старшенький, уж точно стал бы победителем Фридриха!
Тот без обиды парировал:
– А ты, младшенький, уж точно сгодился бы ему в сержанты…
Вот такие фельдмаршалы были у Государыни Елизаветы Петровны во время этой смешной Семилетней войны. Ведь еще и генерал-аншеф Бутурлин в то же звание возведен. Государыня, кажется, всерьез решилась всех испытать на бездарность. Все обозы были забиты личными экипажами, телегами, фургонами, среди которых пушкам было и не развернуться. Апраксин продолжал обедать за столом у Императрицы и тут чувствовал себя как на командном пункте. С трудом удалось наконец выпроводить поближе к действующей армии, но сердобольная Государыня не оставила его своим вниманием; следом пустился паж, который от имени Императрицы вручил подбитый соболями и крытый богатой парчой дорожный плащ – все-таки уже октябрь месяц был, не простыл бы русский главнокомандующий. Это же не Фридрих, который в седле носится по всей Европе. Новоиспеченный фельдмаршал чайку попить горазд, а для сего «послан был к нему серебряный сервиз в 18 пудов весом».
Главнокомандующие менялись, победы в этой войне как-то сами собой давались, и Государыня могла даже посердиться – уже на другого предводителя войск, кстати, своего любовника незабвенной шестнадцатилетней молодости – Бутурлина:
«… Мы с крайним огорчением слышим, будто армейские обозы умножены невероятным числом лошадей. Лошади эти, правда, взяты в неприятельской земле; но кроме того, что у невинных жителей не следовало отнимать лошадей, лошади эти взяты не на армию, не для нашей службы, не для того, чтоб облегчить войско и возить за ним все нужное: они возят только вещи частных людей в тягость армии, к затруднению ее движений… Повелеваем сократить собственный ваш. обоз, сколько можно…»
А сколько – можно?!
Когда к главнокомандующему, возлежащему на пуховиках в карете, громадной как дом, прискакал генерал Румянцев, герой всех последних баталий, и попросил еще одну дивизию – только одну! – чтоб окончательно добить Фридриха и самого его взять в плен, – что он получил в ответ? «Генерал, у нас полно отличного вина, которое Фридрих отбил от Людовика, а мы отбили у Фридриха, – чего еще потребно? Полезайте ко мне в карету, да здесь и продолжим баталию».
