На этот раз в таверне было полно народу, посетители собрались вокруг длинного стола, и в табачном дыму Поль заметил подле двух мужчин в синих спецовках, которых он видел вчера, рослого парня с красивым, коричневым от загара лицом. Поль в нерешительности остановился на пороге, когда из задней двери внезапно вышел Николя с кувшинчиком сидра в руках.
— Не вовремя ты явился, — сказал он Полю. — Мама ушла, и у меня работы по горло.
— Я могу уйти… — прошептал Поль.
— Нет, нет, оставайся. Я сказал так просто, дела мои уже подходят к концу. Вот и всё, — добавил он, ставя кувшинчик перед загорелым парнем.
И он шепнул Полю на ухо:
— Вон там, видишь, — Мимиль, знаешь, тот парень с затонувшего парусника.
— О… да он же взрослый! — удивился Поль.
— Ещё бы, подрос за двенадцать лет! — со смехом отозвался Ник. — Ты не додумался до этого, нет?
Парень повернулся в их сторону. Какие у него чёрные руки, совсем как у трубочиста!
— Обо мне говорите, да? — спросил он. — А, понимаю, дядюшка Арсен, конечно, успел уже рассказать свою историю! Видел парусник, мальчуган?
— Да, мсьё, — ответил Поль.
— Хорошо сработано, верно? Старик на этом собаку съел! Вот горе-то, стоит только вспомнить, как все мы, дядюшка Арсен, покойный Шуке и я, боролись с волнами на нашем паруснике!.. Разумеется, нам не всегда сладко жилось, но всё же временами, разгружая уголь, говорю себе…
— Говоришь себе, говоришь себе… Выпей лучше! — перебил один из мужчин в спецовке, наполняя кружку. — Осточертел ты нам, Мимиль, со своим углём!
— Мы пойдём туда, — предупредил Ник. — Если кто явится, позовите меня.
Поль вошёл в комнату затаив дыхание; прошлую ночь он только её и видел во сне и сейчас с ужасом думал, не улетучилась ли она вместе со снами. Но нет, это всё та же комната, и дядя всё так же храпит в своём углу возле колченогого стола. Толстенький Лулу, сидя у его ног, деловито сосал сырую морковку, которую Иветта напрасно старалась у него вырвать.
— Лулу злой, — заявила она. — Лулу отнял морковку.
— А ну-ка, оставь его! — весело отозвался Николя. — По крайней мере, пока он ест, в доме тихо.
— Но морковка была для Мими, а не для Лулу! — настаивала возмущенная Иветта, указывая на куклу, которая валялась рядом с ней вверх ногами. — Бедная Мими, она такая, такая голодная!
Николя подмигнул Полю, как бы говоря: «Ну и лисичка она, моя сестрица!» Затем подошёл к корзинке, вынул оттуда другую морковку и дал Иветте; та принялась сосредоточенно сосать её, посматривая на Поля украдкой из-под опущенных ресниц.
