Альберто, шофер кардинала, вжал педаль газа в пол, и мотор маленького «фиата» взвыл, как раненый зверь.
Кардинал Гонзага сидел на заднем сиденье ровно, словно египетская статуя. Глухим голосом он просипел:
— Мы должны быть на месте до рассвета!
— Я знаю, ваше преосвященство! — Альберто взглянул на мерцавшую зеленым светом приборную панель: часы показывали двадцать два десять.
В этот момент заговорил попутчик, сидевший рядом с Альберто. С тех пор как они выехали на автостраду А-1 за Флоренцией и направились в сторону Болоньи, монсеньор Соффичи, личный секретарь кардинала, не проронил ни слова. Джанкарло Соффичи не слыл молчуном, но в этой ситуации, чтобы скрыть волнение, он молчал как рыба.
Сначала Соффичи откашлялся, а затем, не сводя глаз со стоп-сигналов движущейся впереди машины, сказал:
— Позвольте заметить, ваше преосвященство. Никому не пойдет на пользу, если мы свалимся в кювет, — ни вам, ни тем более святой Церкви!
— Чепуха! — недовольно прошипел Гонзага и вытер рукавом черного пиджака вспотевшую лысину. Он плохо переносил жару душной августовской ночи.
Альберто время от времени смотрел на него, поглядывая зеркало заднего вида.
Ваше преосвященство, напрасно вы решили воспользоваться моей машиной. Ведь в служебной машине есть кондиционер, и все было бы не так плохо.
— Не ваше дело об этом рассуждать, — заявил Гонзага, даже не глянув на шофера.
Тут вмешался монсеньор:
— Да, большой черный лимузин с номером Ватикана! А еще полицейский эскорт с мигалками и сообщения в прессе: «Сегодня ночью его преосвященство кардинал курии Филиппо Гонзага ехал по автостраде из Флоренции в Болонью»…
— Замолчите! — крикнул кардинал, прерывая речь своего секретаря. — Ни слова больше. Я не жалуюсь. Мы сами решили, что так будет безопаснее всего. Трое мужчин, едущих ночью из Рима в направлении Бреннера, не вызовут подозрений. Basta.
— Хорошо придумано, ваше преосвященство, — извиняющимся тоном произнес Альберто.
Потом в машине снова воцарилось гнетущее молчание.
Альберто постоянно ехал со скоростью сто шестьдесят километров в час. Кардинал с заднего сиденья упрямо смотрел в ночь через лобовое стекло, где шарившие лучи фар с трудом выискивали дорогу.
Соффичи, мускулистый мужчина сорока лет (короткая стрижка, очки в золотой оправе), что-то беззвучно шептал, как будто молился.
— Вы не могли бы молиться про себя? — нервно попросил кардинал, и монсеньор послушался, перестав шевелить губами.
