За столами грянули «ура!», зазвенели бокалы.
Оркестр заиграл нечто бравурное.
Среди гостей сновал Артюхов с подносом, уставленным бокалами, и внимательно прислушивался к разговорам. Подойдя к одетому в элегантный фрак Мерзляеву, Артюхов протянул и ему поднос с напитками.
– Что нового? – тихо процедил сквозь зубы Мерзляев.
– Майор Румянцев просадил в вист две тысячи.
– Еще!
– Некоторые о вас, извините, неблаговидно высказываются…
– Кто? Что?
– Минуточку, у меня тут помечено… – Артюхов достал из кармана шпаргалку. – Господин полковник обозвал вас… – Артюхов шепнул на ухо Мерзляеву. – Прапорщик… ну, который прозван Симпомпончиком… он назвал вас… – Артюхов шепнул. – А потом еще и так… – Артюхов шепнул снова. – Ну и рядовые оскорбления, вроде «жандармская крыса», «кровопивец», «душегуб», «сукин сын»…
– Хватит! – прервал Мерзляев. – Чем занимается поднадзорный Плетнев?
– Ничего предосудительного – милуется с невестой. В беседке.
Мерзляев помрачнел.
– Актеры Настасье Афанасьевне приданое собрали… Всю выручку от представления…
– И день свадьбы назначен? – зло спросил Мерзляев.
– Думаю, так! – сказал Артюхов.
– Знать должен! – вдруг сорвался Мерзляев. – Думать он мне еще будет. Мыслитель! – Мерзляев выхватил у Артюхова бумажку со списком оскорблений. – «Жандармская крыса»… «Кровопивец»!
Раздались возгласы: «Просим! Просим!»
– Иван Антонович, ну ради меня! – умоляла губернаторша полковника.
Полковник поцеловал ей руку, пожал плечами, мол, нельзя же отказать даме, крикнул: «Яшка!» Подбежали два цыгана с гитарами.
– Вашу коронную? – услужливо спросил Яшка. – «Я пережил»?
Глаза полковника погрустнели.
– Это я пережил, брат Яша! – вздохнул он и запел:
Я пережил и многое и многих,
И многому изведал цену я.
Теперь влачусь один в пределах строгих
Известного размера бытия.
Мой горизонт и сумрачен, и близок,
И с каждым днем все ближе и темней.
Усталых дум моих полет стал низок,
И мир души безлюдней и бедней.
По бороздам серпом пожатой пашни
Найдешь еще, быть может, жизни след —
Во мне найдешь, быть может, след вчерашний,
Но ничего уж завтрашнего нет.
Жизнь разочлась со мной: она не в силах
Мне то отдать, что у меня взяла,
И что земля в глухих своих могилах
Безжалостно навеки погребла.
[2]Романс слушали внимательно и печально. Во время пения полковника к столу приблизился Артюхов и незаметно передал Насте записку. Настя прочитала и поспешила за Артюховым.
За длинным пустым столом сидел господин Мерзляев. Увидев Настю, он вскочил, предупредительно пододвинул ей стул. Настя демонстративно продолжала стоять.
