– Чего ты хочешь от меня, Ваня? – в несвойственной ей нервной манере спросила Элла.
– С тобой что-то происходит, – сказал он. – И я, кажется, догадываюсь, что…
– Что?! – вскинулась Элла, и в унисон с ее выкриком опять ударил гром. Кот, очередной раз жалобно мявкнув и топоча, как конь, пронесся в глубину комнаты и спрятался под шкаф. Лукьянов опять подумал, что это символично: гром небесный и земной кошачий галоп. Он подмигнул Михаилу, расплющившемуся в весьма узком пространстве, и сказал жене:
– У меня такое впечатление, что ты… влюбилась… разумеется, не в меня…
– Я-а-а-а?!!! – Элла так долго тянула «а», что было ясно: он попал в самое яблочко.
Порыв ветра зашвырнул в окно пригоршню капель. Обычно дождь молотил только по полу лоджии, не долетая до стекол. Сегодня непогода разыгралась не на шутку.
– Ну… не я же…
– Это не так, Ваня… Я… Я люблю только тебя! И ты знаешь это! И если сейчас я… ну то есть… мы не спим вместе… то это только лишь потому, что твое здоровье…
– Это пошло бы на пользу моему здоровью, – перебил он, поскольку был настроен говорить ей наперекор. – И мальчишки на отдыхе у бабушки с дедушкой! Все условия, а ты не хочешь.
– Я? Почему это я не хочу? Я исключительно из-за тебя… А если ты… то пожалуйста…
Элла осторожно придвинулась к нему. Потом обняла за шею и поцеловала в губы. Впервые за все годы супружества губы жены показались Лукьянову холодными и неприятно липкими. Впрочем, чего удивляться. Они же у нее, как всегда, были накрашены. Вот он, наверное, сейчас смешон, с лиловыми губами в Эллиной помаде.
– Ну сам-то меня обними, – прошептала она, и он удивился тому, что даже не подумал этого сделать.
Он обнял жену и почему-то не узнал своих ощущений. Женщина, которую он обнимал в последний раз, была другой: не такой поджарой и сильной. Та, другая, была нежной, с мягким податливым телом… Что за ерунда! С каким еще другим телом? Он не ходок по женщинам!
Лукьянов стянул с жены спортивную маечку и вздрогнул от очередного громового раската. В призрачном отсвете электрического разряда грудь Эллы показалась ненастоящей, сделанной из синего полимерного материала. И на ощупь она была чересчур упругой и слишком уж маленькой. С усиливающимся с каждой минутой интересом он принялся раздевать Эллу дальше.
Гроза уходила в сторону. Последняя молния прочертила небо, громовой раскат раздался уже где-то далеко-далеко, на самом краю света. Кожа женщины перед Иваном Андреевичем приобрела нормальный человеческий цвет. И тем не менее все было не так… Ему будто подменили жену. Та, которую ему хотелось бы обнимать, имела нежно-розовую кожу и белокурые волосы… везде… Жена была сильно загорелой брюнеткой. Даже следы от купальника не были белыми, скорее бежевыми… возможно, цвета тех панелей, которыми она собиралась обить лоджию. А еще эта женщина была чересчур агрессивной. Она очень быстро перехватила инициативу в свои руки, и на какое-то время Лукьянов выпал из действительности. Он перестал анализировать свои ощущения, потому что они были слишком хороши. Он целиком отдался во власть этой женщины, которая прекрасно знала, как доставить ему удовольствие.
