— Я буду, я буду геологом! — как заклинание шепчет она.
И я стою в каком-то наваждении непостижимых, живых тайн земли, сокрытых в этих целительных слёзах Биби-джан, и в сере, выбелившей дно у водоёма, в творящей армии бактерий, — в Аллочке, в её душе, в цикадах, сменивших утихомирившихся птиц, в звоне их кастаньет, взлетающем в полиловевшее небо…
Ночь. И опять наплывает усталость. Закрываешь глаза, и всё увиденное, перечувствованное возникает как наяву.
Около меня мерно дышат мои товарищи.
Жалобно мяукает одинокая кошка с отрубленной лапой. Вот что-то зашуршало. Важно шествует ёж. Остановился, огляделся, свернулся в комок, ощетинился.
Звёзды над головой, колючие-преколючие. Вот упала одна, другая, ещё. Звездопад…
Ощетинилась вселенная, сбрасывает иголки.
«Дикобраз сбрасывает иголки, когда сердится или боится. Что же это она, вселенная, сердится или боится?» — думаю я, засыпая.
