— Возьми у дяденьки конфетку, — сказал он. — Почему мне это было бы полезно?
— У тебя болит сердце.
У нее был абсолютно серьезный вид. Она развернула конфету. Закрыла глаза, пока шоколад таял во рту.
— Может, ты врач? — спросил он. — Что же это не в порядке с моим сердцем?
— Тебе надо найти ту женщину. Которая ушла от тебя. Начни с этого.
В комнате не было никаких писем. Никаких фотографий, которые могли бы попасться ей на глаза. На свете не было и пяти человек, которые что-нибудь помнили. И никто из них ничего не рассказал бы ребенку.
— Где твои родители?
— У меня нет родителей.
Голос был невозмутимым, словно объявление по громкоговорителю.
— Где ты живешь?
— Я обещала этого не говорить.
— Кому ты это обещала?
Она покачала головой.
— Не надо на меня давить, — сказала она. — Мне всего девять лет.
Только небольшая часть его внимания была сосредоточена на ее словах. Он пытался определить ее звучание. Оно не было постоянным. С ним что-то происходило каждый раз, когда она умолкала. Он не понимал, в чем дело. Но такого он прежде никогда не слышал.
— Откуда у тебя этот адрес?
Она покачала головой. Он отметил, что внутри него возникла какая-то непонятная тревога. Он расфокусировал свой слух, расширил его, сканировал окружающее.
Он слышал звук Странвайен. Волны и гальку на берегу. Звук ветра в елях. В пожухшей траве. Ничего больше. Были только он и она.
— Поиграй мне, — попросила она.
Он сел к роялю. Она пошла за ним. Конфеты она взяла с собой. Свернулась калачиком в кресле. Натянула на себя плед.
Он сыграл ричеркар целиком, это заняло примерно девять минут. Она перестала жевать. Она впитывала в себя звуки, как только они покидали инструмент.
Когда он закончил, она долго ждала — дольше, чем концертная публика. Дольше, чем обычно ждут люди.
— Это ты сочинил?
— Бах.
— Он тоже работает в цирке?
— Он уже умер.
Она обдумывала это. Взяла еще одну конфету.
— Почему у тебя нет детей?
Она протянула руку и зажгла свет. Лампочка находилась за матовой пластинкой, на которой был прикреплен детский рисунок. При помощи металлического зажима. Несколько лет назад он получал сотни рисунков в месяц. Он придумал их так подвешивать, каждую неделю он менял рисунок на новый. Иногда чаще.
— Я не смог найти женщину, которая захотела бы стать матерью.
Она посмотрела на него. Это был самый требовательный взгляд, который он когда-либо встречал у ребенка. Может быть, вообще — за всю жизнь.
— Ты врешь. И к тому же маленькому ребенку.
