— Давай, давай, пудри мне мозги. Только послушай, девчонка вбила эту мысль себе в голову и наживет массу неприятностей, если не взять ее под крылышко.
— Нет уж, спасибо, — рассказ Форрестера не произвел на Виктора никакого впечатления. Да и женщин он предпочитал более искушенных и современных. Играть в бирюльки с наивной провинциальной красоткой не входило в его планы.
Форрестер перешел на более серьезный тон.
— Послушай, Вик, давай говорить начистоту. Я знаю, тебе чертовски скучно протирать штаны в твоем модерновом офисе. Ты же полицейский, а мы оба прекрасно об этом знаем. Хотя ты и ушел на это, как тебе показалось, теплое местечко, ведь в свободное время ты вполне можешь заниматься розысками ее брата. Ты великолепный следователь, а в этом деле сможешь вцепиться зубами и раскопать что нужно.
Виктор рассмеялся:
— Форрестер, я был секретным полицейским, а затем секретным детективом, но никогда не занимался подобным. И если ты предлагаешь мне заняться этим делом, то вывод напрашивается такой: с тех пор, как я ушел, все в управлении заметно поглупели.
— Ну хорошо, согласен, дело это не столь интересное для тебя, но ты будешь иметь возможность почувствовать себя в своей стихии, а это означает, что не будешь сидеть за столом и скучать. Так как? Возьмешься?
— Нет, — однако, отказавшись, Виктор сразу же пожалел об этом. Нельзя сказать, что у него были веские причины для отказа, НО после десяти лет службы в полиции он стал чувствовать себя ответственным перед людьми, попавшими в беду. «Я давно ушел, и так больше не может продолжаться», — напомнил он себе.
Форрестер выругался в трубку. Виктор изобразил удивление, приподняв бровь.
— Это теперь в полиции так разговаривают с гражданскими лицами?
— Ну, если не хочешь помочь девушке, то скажи ей об этом сам. Она сейчас к тебе придет.
— Большое за это спасибо, — сухо заметил Виктор, но лейтенант уже повесил трубку.
Виктор пробормотал проклятие и тоже положил трубку.
Минут через пятнадцать после этого дверь его кабинета открылась, и секретарша ввела молодую женщину. Виктор быстро окинул ее профессиональным взглядом, каким научился моментально оценивать людей, и пришел к заключению, что женщина действительно воплощение женской красоты. Форрестер оказался прав — она просто очаровательна. Широко поставленные голубые, даже слегка с фиолетовым оттенком, глаза были чистыми и бездонными, носик прямой и чуть вздернутый Губы свежие и аппетитные, хотя и сжатые, что предполагало их нетронутость и чистоту. Одежда и правда особым шиком не отличалась, но была добротного качества. Франсин бы скорее умерла, чем надела на себя такое. Посетительница выглядела немного испуганной. От беспокойства глаза ее часто помаргивали и тени от век ложились на прекрасные очертания щек. Очарованный, Виктор даже забыл, что всегда предпочитал блондинок.
