— Не стреляйте! Он сдается! Не стреляйте! Ради всего святого…
Но его все равно скрутили, сорвали впопыхах респиратор, и потом только дали объясниться. Бригадир, снова впавший в свое странное оцепенение, не вмешивался. Он позволил им разоружить себя и покорно прошел в обезьянник. Уселся на нары, поднял голову, нашел старика и выдохнул:
— Тебе надо разыскать тут одного человека. Его зовут Мельник. Приведи его сюда. Я подожду…
Тот закивал, засобирался суетливо, начал протискиваться между столпившихся на входе караульных и любопытных, и тут его настиг оклик.
— Гомер!
Старик застыл, пораженный: никогда прежде Хантер не обращался к нему по имени. Он вернулся к прутьям арматуры, спаянным в неубедительную решетку, вопросительно посмотрел на Хантера, словно в ознобе обнявшего себя своими громадными ручищами. И тот неживым, глухим голосом подстегнул его:
— Недолго.
***
Дверь отворилась, и внутрь робко заглянул солдат — тот самый, что несколько часов назад отхлестал музыканта по лицу. Пинок — и он пролетел в камеру, чуть не повалившись на пол, разогнулся и неуверенно оглянулся назад.
В проходе стоял сухопарый военный в очках. Погоны на его френче были усыпаны звездами, жидкие русые волосы зализаны назад.
— Давай, тварь, — процедил он.
— Я… Мне… — заблеял пограничник.
— Не стесняйся, — подбодрил его офицер.
— Я извиняюсь за то, что сделал. И… ты… вы… я не могу.
— Плюс десять суток.
— Ударь меня, — сказал солдат Леониду, не зная, куда деть глаза.
— А, Альберт Михалыч! — Щурясь, музыкант улыбнулся офицеру. — А я вас уже заждался.
— Добрый вечер. — Тот тоже подтянул уголок губы. — Вот, пришел восстановить справедливость. Мстить будем?
— Мне руки беречь надо. — Музыкант поднялся, размял поясницу. — Думаю, вы сами накажете.
— По всей строгости, — кивнул Альберт Михайлович. — Месяц гауптвахты. И я, разумеется, присоединяюсь к извинениям этого болвана.
— Ну, вы же это не со зла. — Леонид потер ушибленную скулу.
— Это ведь останется между нами? — Металлический голос офицера предательски скрипнул.
— Я тут, видите, контрабанду вывожу. — Музыкант качнул головой в Сашину сторону. — Сделаете послабление?
— Оформим, — пообещал Альберт Михайлович.
Провинившегося пограничника бросили прямо в камере; задвинув засов, офицер повел их по узкому коридору.
— Я с тобой дальше не пойду, — громко сказала Саша музыканту.
— А если я тебе скажу, что мы и вправду идем в тот самый Изумрудный Город? — помявшись, чуть слышно спросил у нее Леонид. — Если скажу, что я неслучайно знаю о нем больше твоего деда? Что видел его сам, и не только видел? Что бывал там, и не просто бывал…
