«Баба» повернулась к Ие лицом, оно у нее всполошилось, задергалось, а чего, спрашивается? Дергаться-то надо Ие.
– Привет, – сказала Ия. – У медицины перекур на перепой. Идемте со мной, я вам его покажу.
Они шли рядом, и Ия слышала терпковатый, весьма сексуальный запах. Рассчитанный на широкий спектр мужчин со слегка сбитым обонянием. Курильщики, выпивальщики, аллергики, насморочники, а также те, у кого от детских потасовок осталась искривленной носовая перегородка. Собственно, это практически все мужики скопом. Она широко пахла, эта «баба», с хорошим захватом.
Ия показала ей Николая. Они видели его нос и волосы на подушке.
– Господи! – воскликнула «баба». – Он поседел! – И она заплакала.
Иина рука не смогла нащупать очки в сумочке, потому что пальцы свел спазм. «Судорога, – подумала Ия, – но ведь судорога болит?» Нет, пальцы не болели, они просто раскорячились внутри сумочки и бездарно цеплялись за подкладку. По-настоящему она не успела испугаться, потому что пальцы коснулись очешника и пришли в норму.
В очках Ия хорошо увидела волосы Николая на подушке. Они действительно поседели.
В коридоре раздался здоровый смех медицины. Врачи и сестрички, клюкнув, расходились по постам и домам. Врач, увидев их, сказал, что нечего тут торчать, все идет путем и завтра больного переведут в палату. «Вот тогда и ходите, а сейчас вы не нужны».
– Завтра? – спросила Ия. – А не рано ли?
Врач оказался из легко пьянеющих. Взгляд его был несконцентрированным, леденец он сосал громко, даже слегка задыхаясь.
– Вы кто по профессии? – спросил он Ию.
– Я? – спросила она. – Какое это имеет значение? Я славист.
– А! – удивился он. – Этого я не понимаю. Вы что делаете?
«Баба» хмыкнула. Ию накрыла огромная, всепоглощающая дурь. Какой она к черту славист? Она ведет малопосещаемый семинар по литературе западных славян. Менее престижно заниматься только монголами. Ия писала как бы диссертацию о взаимопроникновениях литератур, но это было так неинтересно ей самой, что закончить свой «трактат» она не смогла и пребывала сначала в состоянии молодой, а потом уже не очень молодой ассистентки. Случись какие пертурбации – ее выгонят первой. Но это и не совсем так. Могут и не выгнать. У Ии есть одно неоспоримое достоинство – стиль языка. Она всей кафедре литературы переводит с неграмотного на русский статьи и диссертации. Славист она хренов, а вот редактор – ничего.
Все это подумалось мгновенно, а ответила Ия громкому сосальщику леденца, что славист – преподаватель литературы в институте. Ферштейн, мол, камрад, или как-нибудь сказать прощее?
