Долгий путь на Баргузин | страница 37
Не спалось Лешакову.
Нет, не грехи его мучали. Не видел он за собой греха. Давним таежным чутьем понимал, что пришли последние его ночи. И он приготовился к ним. Достал с подволока хорошо смазанную и обернутую рогожей трехлинейку с обоймами к ней. Снарядил для верного старого ружья своего тяжелые патроны с самодельными, на медведя подпиленными пулями. Слушал ночь.
Шутки с «хозяином» кончились, это он знал твердо. Ну иди, иди…
Услышав отдаленный топот и конское ржанье, Лешаков медленно поднялся с лавки и подошел к киоту. Долго и пристально смотрел в почерневшие лики святых» трижды перекрестился, поклонился им земно и пальцем загасил слабо колеблющийся огонек лампадки.
Раздался треск ломаемого забора, громкие на морозе голоса. В дверь повелительно и резко застучали.
— Открывай! — закричало сразу несколько голосов. — Живо открывай, а то запалим!
Лешаков усмехнулся и, взяв с лавки ружье, взвел курок.
Удары стали громче: били прикладами.
«Ну-ну, — думал старик, — поди сам-то отвори… Вечное дерево лиственница. Коваными полосами скреплены плахи, засовы железные… Отвори-ка, попробуй. Нее, шалишь, ваше благородие».
— В окно давай! — услышал он срывающийся крик штабс-капитана Дыбы.
Брызнули в избу осколки стекла, посыпались на пол обломки рамы. В узкое отверстие сунулась голова в мохнатой шапке.
— Темно, нет никого! — крикнул бандит.
— Лезь и открывай изнутри, — приказал Дыба.
Бандит стал протискиваться. Ему помогали сзади, подталкивали. Когда пролезли плечи, старик с маху бросил бандиту на шею каменный свой кулак. Тело дернулось и повисло.
— Один, — прошептал старик, — прими его душу…
Сообразив, наконец, что произошло, бандиты выдернули тело из окна. И вслед ему из избы грохнул выстрел, отшвырнув еще одного из нападавших.
_ Другой, — продолжал свой счет Лешаков.
Вопли, визг, матерная брань! Загремели выстрелы: били по дверям, били в пустой проем окна, пули впивались в стены, рикошетировали от печки.
_ Стой! — неожиданно закричал Дыба. Выстрелы стихли.
— Эй, колдун! Слушай мое слово! Оно у меня твердое. Отдай золото — и живи. Пальцем не трону! Где золото?…
Лешаков молчал, перезаряжая ружье.
— Одно слово — и я уйду! — Дыба стоял где-то рядом с окном, но его не было видно. Прятался.
Зорко следил Лешаков за мечущимися во дворе тенями. Он не торопился, он должен бить наверняка.
— Эй, отзовись! Избу твою запалим — уйдешь без покаяния! Слышишь?
Из-за угла выдвинулась высокая стройная фигура, показалась голова в папахе. Лешаков поднял ружье. От грохота, казалось, обрушился потолок, кислый дым затянул избу.