— Стареем потихоньку, — он снова слегка усмехнулся.
— Ну, ты-то как яблочко… Пусти, ну тебя к черту. Совсем, понимаешь, расстроил…
Михеев захохотал.
— Ну, Мишель! Расстроил, видите ли, его, сукина сына! Да я нарочно попросил ничего тебе не сообщать, думал, обрадую. А он — расстроился!
— Ты давно здесь? — Сибирцев, рассыпая табак, смог наконец скрутить цигарку, жадно закурил, поперхнулся, отплевываясь табачной крошкой.
— Как тебе сказать? В Чите недавно. Работаю в губкоме. Продразверстка и все такое прочее. Не соскучишься. Но чувствую, что это вроде как передышка. А ты? Хотя чего я спрашиваю? — засмеялся он. — О тебе я уже в курсе. Но, честное слово, Мишель, узнал, лишь, когда встал вопрос о баргузннской операции. Ребята наши сказали. Я и уговорил их поручить это дело мне. Будешь теперь у меня под крылышком. Не боишься?
— Нет, все-таки ты вражья душа.
— Но почему?
— Потому что.
— Что-то неясно говорите, господин бывший прапорщик.
— А тебя что, в чине повысили, что ли?
— Какое повысили! Еле ноги унес. Ты уходил, если мне не изменяет память, в январе прошлого года…
— Изменяет. По воде шел. Апрель это был.
— Ну, значит, в апреле. А я недавно, в октябре. Последние месяцы — да ты должен помнить — совсем туго приходилось. Но кое-что все-таки сделали. Их высокое благородие Григорий Михайлович Семенов дорого бы дал, — Михеев легко хохотнул, — за те бумаженции. По слухам, правда, не проверенным, половину своей контрразведки в расход пустил. Бушевал. А япошки наши — это надо было видеть — улыбались так, что шире невозможно: уши мешали, а сами готовы себе харакири сделать. Крепко мы их прижали. Они-то уж и Приморье, и Забайкалье, и все вокруг поделили, и авансы нашему атаману выдали, а мы им — фигу. Обернутую в их собственные расписки. Ничего? Вот так. Ну ладно, при случае расскажу, это все прошлое. Что сейчас вспоминать. Давай-ка, Мишель, двинем ко мне, приведешь себя в порядок, побреешься…
Сибирцев машинально провел ладонью по подбородку: скрипит.
— А дело?
— Потом и делом займемся. Или, может, в баньку? Время есть, попаришься. Ты там, в вагоне, случаем никакого зверя не подцепил? Смотри, дорога дальняя, сыпняк свалит, считай, так и зароем, без отпевания.
— Ну-ну, не пугай. И не подлизывайся. Все равно не прощу. Поехали. Ты вот моего Алешку на всякий случай в баню отправь. Мы-то с тобой, брат, двужильные, а ему чего рисковать? У него еще все впереди.
