Тюрьма | страница 46



— С родными, которых ты видел что-то случилось, то что ты не нашёл дедушку, это плохо, ожидай самого худшего. Братишка твой жив, но что-то у него со здоровьем, и то, что его мать вся в крови, говорит о том, что она физически не пострадала, но очень страдает душевно.

Так оно и вышло, 8 января, примерно в то время, когда приснился сон, дедушка и братишка перевернулись на мотоцикле, дедушка скончался в больнице, не приходя в сознание, а братишке разбило переносицу, но это оказалось не опасно, и его в тот же день выпустили из больницы.

Ещё один сон приснился, будто бы я в церкви и вокруг полно мух. Про это сон Михалыч сказал так:

— Ты будешь на свободе, и не волнуйся на этот счёт, об этом говорит церковь, а мухи это проблемы, которые тебя окружают в связи со всем произошедшим.

И это сбылось, нас освободили из зала суда, но это было потом, а пока никто из нас об этом не знал. Этот сон вселял крохотную надежду, но сомнение всё же были, они грызли душу, и чем дольше мы сидели, тем больше тяготили эти думки, и мучил один и тот же вопрос, сколько же мне дадут, и когда же этот чёртов суд? А то всё это уже изрядно надоело, а тяжелее всего — неизвестность.

Дела я потихоньку передал Михалычу, то, что он должен был остаться в семейке за меня, я решил давно.

И как сказал один еврей: "всё проходит", прошли и наши ожидания и мучения, и вот настал день, когда открылась камера и «дубак» назвав мою фамилию, крикнул:

— С вещами на выход.

Ну думаю наконец-то этап на суд, дело уже давно закрыли и передали в суд города Челкара, и оставалось только ждать, когда пошлют на этап, а ждали очень долго почти год, и вот свершилось. Челкар от нашего города был примерно 200 км, а от Актюбинска 400 км, так что мы проехали дом мимо, и поехали дальше.

СУД

Нас доставили в местное КПЗ, там «менты» были более понятливые, чем наши Эмбенские, они сказали, "кто с кем будет сидеть в камере, сами договаривайтесь". Мы естественно четверо подельников попросились вместе, с нами прибыли ещё трое местных, их посадили в другую камеру.

Камеры там были получше наших, просторней, и зимой, по всей видимости, было тепло. Об этом говорили толстые трубы у стены, они были раз в пять толще, чем у нас в КПЗ. Кормушки были постоянно открыты, а напротив камеры в коридоре было окно на улицу, и из него мы видели, как ходят вольные люди.

Приехали наши родители, и «менты» принесли нам «дачки», и мало того, ещё и заварили нам хороший чай, так что мы нахавались до отвала, покурили хороших сигарет, и попили крепкого чаю, оставалось ждать суд, а он должен был состоятся на следующий день. Сколько думок всяких передумалось за эту ночь, не передать. Вспомнился наказ Михалыча перед самым этапом на суд, он мне как-то сказал одну вещь: