– Так… – неопределенно разводили жгутиками вторые, и вдруг налетали, наваливались всем роем: – Ап!
– Эй! – возмущенно вскрикивало пойманное одноклеточное, но тут же замолкало, пристыженное, замечая, что уже перестало быть одноклеточным. А потом повторяло тысячью распахнутых ротовых отверстий, дружно, призывно:
– Эй! Эй! Эй!
Я надавил на глаза пальцами, стало просто темно…
Пятьдесят процентов. Пятьдесят на пятьдесят. Пока ничья. Но дайте мне хотя бы несколько минут – и я поведу а счете!
Как только неприятное клокотание в горле прекратилось, я вытер кровь с лица наволочкой и снова перевернулся на живот.
Счет продолжается!
5766.
Я разбил будильник. Он с грохотом врезался в стену, обдал обои россыпью стеклянных брызг и, искореженный, безжизненно рухнул на пол, вывалив наружу все свои хромированные внутренности. Но отвратительный скулеж не прекратился.
Тогда я подобрался к телефону и сдернул его с тумбочки за тонкий черный шнур. При этом телефонная трубка отделилась от аппарата, подкатилась прямо к моей руке и в последний раз негромко всхлипнула, будто просясь в ладонь. Я поднял ее. Я так давно ни с кем не разговаривал…
Из крошечного динамика вырвался голос шефа, привычно громкий и грубый, ударил болью в затылок, заполнил собой всю комнату.
Шеф – его имя-отчество куда-то улетучились из памяти – в обычной своей манере поинтересовался, что я там вообще себе думаю.
Тщательно подбирая слова, я прошелестел пересохшими губами, что в данный момент я думаю исключительно о том, как много все-таки уродов сконцентрировано в моей эпсилон-окрестности и как, к сожалению, мало значение этого эпсилон.
– Тебя не слышно! – прогудела трубка. – Что ты говоришь? Тебя совсем не слышно!
Я напряг связки и повторил свое высказывание почти дословно, добавив в конце только сакраментальное: «всегда мечтал это сказать», внезапно перешедшее в кашель
Шеф притихшим от удивления голосом признался, что не понял.
Я ответил, что и не надеялся, с силой опустил трубку мимо телефона и самодовольно подмигнул олененку.
И тут же пожалел об этом.
Олешка уже не мог мне ответить. Не так давно я заложил его глаза.
6947.
Как только проходил озноб, и эхо от дробного постукивания моих зубов затихало в отдалении, так сразу же, почти без перерыва, приходил жар. Обильная влага выступала на всем теле, горячий пот слепил, заливал глаза, руки в одно мгновение делались липкими, ими становилось совершенно невозможно перебирать…
Температура подпрыгивала или, наоборот, припадала на все четыре ноги, но при этом оставалась в пределах нормы. Слава богу, у меня пока не было серьезных оснований беспокоиться о своем здоровье. Просто надоело после каждого такого скачка менять промокшую от пота майку на новую.
