Ардальон Ардальонович ^довольно долго молчал.
видимо колеблясь, но потом начал говорить с совершенно необычной для него горячностью:
- Диктатура пролетариата-вот тот строй, который у нас прокламирован. А ведь это ваш революционер Михаил Александрович Бакунин, хотя Маркс его и не жаловал, но он из ваших, так вот, он писал, что никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечения самой себя, и она способна породить в народе, сносящем ее, только рабство". Так и получилось. Да, режим, который держится на насилии, лжи, демагогии, на моральной нечистоплотности и коварство правителей, духовной разобщенности и раболепии людей, неизбежно заводит людей в трясину.
Я, знаете ли, до революции успел стать присяжным поверенным, а ваш Ленин...
- Ну, хватит, хватит,- прервал я. Однако Ардальон Ардальонович продолжал с той же горячностью:
- Вы многого не знаете, вы более чем на двадцать лет моложе меня. Но кое-что и вы должны помнить. Да разве и сейчас не так, что за высшую доблесть почитается, когда сын доносит на отца, фактически становится его палачом, то есть совершает самый страшный грех, единственный из всех, который нельзя искупить никаким покаянием. А потом,- продолжал он, кривясь от отвращения,- вы же москвич.
Разве вы не помните ревущие толпы перед Дворянским собранием, которое переименовали в Дом союзов, толпы, которые требовали расстрела липовых изменников Родины на мерзких процессах января тридцать седьмого и марта тридцать восьмого года? Я с содроганием вспоминаю газету с подобными же требованиями и с напечатанным в ней на первой странице стихотворением вашего лирического поэта Виктора Гусева, автора известной и повсюду исполнявшейся песни "Полюшко-поле". На этот раз лирик напечатал кровожадное стихотворение "Родине", которое начиналось так:
Слушай, моя Родина, пришедшая к счастью, Слушай, народов великая мать:
Тебя эта сволочь хотела на части Разрезать и по частям распродать.
А ведь суд-то еще шел. По закону и совести до приговора все они еще считались невиновными. Но до совести и закона ли было? Не нужно было быть опытным юристом, как я, чтобы видеть, что Вышинскийне прокурор, а гадина и мясник, что во всех исступленных самобичеваниях обвиняемых полно нелепостей, гнусного вымысла, навязанного им палачами.
Единодушное, безоговорочное признание во всех их вымышленных и неправдоподобных преступлениях уже само по себе явление ненормальное. Один из подсудимых, Ягода, бывший нарком внутренних дел, сам до ареста палачествовал, а судьи, прокурор, даже защитники на процессе были палачами действующими.
