— А это, как говорится, очень трудный и каверзный вопрос, — сухо прокомментировала Полетт. — Послушай, кажется, наше заседание обещает затянуться. И, по-моему, ты еще не во всем добралась до сути. Что ты собираешься делать?
— Я… я… — Мириам запнулась. — Помнишь, я упоминала о телефонном звонке.
Полетт уныло взглянула на нее.
— Да. А разве я…
— И тебе тоже?
Она кивнула.
— В тот самый вечер, после того как я велела им убираться к черту. Не знаю, кто это был: я повесила трубку, а потом позвонила в телефонную компанию, объяснила им, что имело место телефонное хулиганство, но они не смогли мне ничего сообщить.
— Вот сволочи.
— Да. Послушай. Когда я росла в Провиденсе, тамошние парни… квартал был вовсе не богатый, но они всегда носили жуть какие шикарные костюмы. Мама велела мне никогда не связываться с ними… даже разговаривать. Трудности начинаются тогда, когда они заговорят с тобой… Думаю, мне необходимо выпить. Что скажешь?
— Скажу, что в шкафчике стоит пара бутылок, — сказала Мириам, потирая лоб. — Не возражаешь, если я присоединюсь?
Кофе уступил дорогу средней величины стаканам «Южного комфорта».
— Все это грязь и гадость, — сказала Полетт. — Ты… гм-м… мы ведь так и не поговорили о том понедельнике. Правда?
— Нет, — согласилась Мириам. — Если хочешь, просто выбрось все это из головы. Я не собираюсь выкручивать тебе руки, заставляя обсуждать то, что произошло. — Она сдержалась, чувствуя острую тревогу, как будто безбедное существование представительницы среднего класса, которого она так упорно добивалась для себя, оказалось под угрозой. Как в те месяцы, когда она подсознательно ощутила крушение своего брака, не в состоянии точно постичь умом, что именно не так, до тех пор пока…
— Вот так просто — выбросить? — Глаза Полетт на миг яростно вспыхнули. — Ты что, тронулась? Это крутая публика, и понять их очень легко. Если ты отступаешь, тебя подминают. Проще не бывает. Это кое-что из того, чему я научилась еще в детстве.
— Да что… — Мириам осеклась.
Поли напряглась, затем протяжно выдохнула.
— Я из небогатой семьи, — негромко сказала она. — Уточняю: мы жили беднее некуда. Дед, иммигрант с Сицилии, выпивал. Отец шоферил на фургоне и не знал, как выпутаться из долгов. Он работал там ради матери и нас, детей, работал как вол. Учеба в колледже отняла у меня семь лет, и в конце концов я так сильно захотела стать адвокатом, что мне это по ночам снилось. Поскольку адвокаты делают большие деньги, это казалось верхом совершенства. И, кроме того, я могла бы поставить на место тех, кому задолжал отец.
