Но злоба – не то чувство, которое помогает сохранить душевный покой. Видимо, просто показалось.
Разбитое в кровь лицо – это всегда неприятно. Но сейчас – на промороженном до стерильности воздухе, когда холодный ветер, даже через марлю, множеством мелких иголок впивается в кожу – становится совершенно невыносимо.
Нападающих всего трое. Три девочки-подростка, лет тринадцати от силы. Одеты кое-как. На одной – пальто недетского размера; когда она нагибается, чтобы зачерпнуть очередную пригоршню снега, полы его волочатся по земле. Другая – вообще без лицевой повязки. Все трое явно не избалованы чрезмерной материнской заботой.
Та девочка, лицо которой Ольга может видеть, широко, белозубо улыбается. В глазах других читается нескрываемая злость, почти ненависть. В происходящем сейчас нет элемента игры, чистое насилие. Снежки продолжают лететь в сторону Ольги, к счастью, редко достигая цели.
За что? Они мстят ей за ее ребенка? Ненавидят, только потому, что у нее есть то, чего никогда не будет у них? Но ведь это же…
– Старая ходуля! – кричит девочка в пальто. Ее немотивированное, и оттого – особенно обидное оскорбление долетает до Ольги одновременно с очередным снежком.
– Везет молодую! – подхватывает вторая.
– Старая ходуля везет молодую! – кричат девочки разноголосым хором и заливаются громким смехом. В этот момент они уже больше похожи на то, какими должны быть нормальные тринадцатилетние подростки.
Старая?! Да ей же всего двадцать семь!
– Оставьте меня в покое! – кричит Ольга слишком резким, срывающимся голосом, уже не заботясь о том, чтобы ребенок не проснулся. И слезы бессилия текут по щекам, и это доставляет девочкам явное удовольствие.
Еще один снежок громко ударяется по натянутой как барабан крыше коляски.
Все! Ребенок уже не спит.
Ольга берет его на руки, прижимает к груди, плечом прикрывая от возможного обстрела.
– Мама, мама! – кричит дитя.
Девочки прекращают огонь, замирают с выражением крайнего изумления на лицах. Неиспользованный снежок падает из разжавшихся пальцев. В их глазах – удивительное сочетание чувств: открытое недоверие и, вместе с тем – страстное желание верить. Так смотрели бы убежденные атеисты на спустившегося с небес Бога.
Глубокий вдох и -
ВЕЛИКИЙ БОЖЕ!
ПОМИЛУЙ ЛЮДЕЙ ГРЕШНЫХ.
А С НИМИ – МЕНЯ.
Безмолвное оцепенение длится бесконечно долго. Наконец, девочка с открытым лицом, на котором сейчас написано искреннее раскаяние, решается подойти. Ее подруги, понуро обратив взгляды к земле, плетутся следом.
