Загремел замок о железные гаражные ворота, одна из створок тяжело отодвинулась в сторону, и в гараж, держа в охапке ворох тряпья, ввалился кум. Следом за ним с полосатым матрацем и мятым ведром протиснулся Чечев.
«Интересно, – отметил я. – А ведь второй прапор куда-то свалил. Выполнил свою работу, сопроводив меня от Минвод до Ижмы, а во все остальное Анатолий Андреевич с Виталиком Чечевым, похоже, решили его не посвящать. Как только приехали, отправили парня домой. И правильно поступили. В непростом деле захвата заложников и рабовладения лишние свидетели ни к чему».
– Как ты тут? – ухмыльнулся кум. – Не соскучился?
В ответ я состроил презрительную улыбку.
– Вот и отлично. – Анатолий Андреевич швырнул ворох тряпья мне под ноги. То же сделал с матрацем и Чечев. – Гляди, какое у тебя будет классное ложе.
Я опять промолчал.
– Это параша, – продолжал кум, пнув ногой ведро так, что оно опрокинулось набок и, дребезжа, покатилось по полу. – Сейчас Виталий отстегнет тебя от цепочки, ты снимешь пальто и наденешь вот это. – На этот раз он пнул ногой драный свитер и засаленную телогрейку. Потом достал пистолет. – А то в своем щегольском балахоне загнешься от холода. Считаю, не надо напоминать тебе про коленную чашечку. Чечев!
Прапор, пыхтя, освободил от наручников мою правую руку, и я быстро переоделся. «Щелк!» – вновь замкнулся у меня на запястье браслет.
– Ну? Всем доволен? – Анатолий Андреевич уперся в меня тяжелым хозяйским взглядом. – Что еще тебе нужно для полного счастья?
– Бабу, – не тратя на размышления ни единой секунды, озорно ляпнул я. – Бутылку мартини и закусь. А еще установи мне здесь телевизор.
– Телевизор? – У кума на губах играла лукавая улыбка. – Б-а-абу? А тебе не надо…
– Ты сам скоро будешь, как баба, – не сдержавшись, перебил своего шефа Чечев. – Бля буду, я тебя опущу. Пидором будешь, ублюдок!
Я не обратил на тявканье прапора никакого внимания. Мне в этот момент вспомнилась описанная одним русским писателем сцена: мужикам удалось поймать живьем матерого волка. Приволокли в деревню добычу, посадили на мощную цепь, развязали. Естественно, со всей округи сбежались местные шавки. Прыгали возле столба, к которому был прикован волчище, заходились в приступах лая, пьянея от чувства собственной неуязвимости и вседозволенности. Ведь волк на цепи. А значит, они, беспородные кабыздохи, сильнее его. Они просто супер! Каждый из них покруче любого волка!
Поганая собачья стая билась в истерике до позднего вечера, но ни одна из дворняг так и не рискнула подойти близко к страшному пленнику. Шавки бесились с пеной у рта, топтались поблизости, строго соблюдая безопасное расстояние, точно определив ту границу, за которую волка, если он вдруг решит броситься на них, не пустит цепь. Но волчища даже не думал ни на кого бросаться. Он хладнокровно лежал у столба и безразлично глядел на собак презрительным взглядом. И ни разу не огрызнулся, не оскалил зубы в ответ.
