— Подасть в колгосп?
— Знищить его, семью и пидпалыть хозяйство! — Бугай сомлел от жарких для него вопросов и взмолился: — Чего ты пытаешь, був же такой приказ!
Очерет оставил бороду в покое, кивнул на казан.
— А хто давав приказ варить чоловика? Варить не можно, Бугай! Елейный голос куренного окреп, в нем зазвенел металл и угроза.
— Так вин энкеведист! — жарко воскликнул Бугай.
— Ну и що? — Очерет взял вареник, зло обмакнул его в сметану. Вареник выскользнул. Очерет принялся выуживать его пальцами из глиняной миски.
— Треба було убить? — мрачно спросил Бугай.
— Убить треба, а варить ни… Не було такого приказа — варить. Чоловик не вареник, не курчонок, це грих.
— Знаю, грих, а не сдюжив, — повинился наконец Бугай, — як глянул на энкеведиста, кровь ударила в голову.
Вареник был извлечен из миски, отправлен в заросший густыми волосами рот, по бороде потекла сметана, капнула на штаны.
— Моча ударила тоби в голову… Треба иметь гуманию. Та ще очи. Що скажуть люди?.. — Очерет стер пальцем сметану со штанов, пососал палец. И заключил безапелляционно: — Забороняю варить людей. Провирю… Не послухаешь… — Он мотнул головой достаточно красноречиво и ткнул кулаком в рифленую рукоятку вальтера; за поношенным ремнем торчал еще навесной, кобурный револьвер.
— Як же с ними бороться? Сахар давать, сопли утирать? — буркнул Бугай, не убежденный атаманом.
— Треба хитро. Допрос треба зробыть, перемануть, а ты варить… Що з его, вареного… Вытягните и заховайте, щоб тихо. Як фамилия? Узнал?
— Ни!
— Части какой?
— Я сам знаю, бахтинский.
— А може, с батальона?
— Бахтинский, точно…
— Москаль?
— Москаль.
— Ишь ты, москаль. — Очерет встал, и вся его охрана встала. — Я на конях до Повалюхи. Там буду, а вы геть видсиля. Может, шукають солдата. Опять неприятность.
Крайний Кут раньше был вне подозрений у пограничников, и хозяин дома Кондрат боялся, что, узнав о страшном происшествии, мужики не простят ему. Поэтому он живо принял участие в ликвидации следов преступления, обварил себе руки, смазал их постным маслом, чтобы не задралась кожа, дал рядно. Останки солдата завернули в эту домодельную тканину.
— Рядно-то новое, — сказал Кондрат.
— Курва ты! — Бугай толкнул его коленом. — С дерьма пенки снимаешь. Постыдился бы богоматери…
— А я що, а я що… — Кондрат встал с карачек, обмахнулся дважды крестом, как бы отгоняя мошкару, и заспешил за хлопцами, чтобы передать им лопаты и кайло. — Только верните струмент, не бросайте у могилы. Улика… — Последним словом, обращенным больше к Бугаю, мужик объяснил причину своего беспокойства, чтобы его лишний раз не упрекнули в скаредности.
