Он выругался, побежал к саням.
— Сирин — иуда! — закричал Васька. — Иуда Искариот!.. А ведь из одной чашки у костра пили. — Он отплюнулся, перекрестился.
В сумерках подходили к казарме. Моисей поотстал — ноги были тяжелыми, словно чужими. Затравленным зверем бродит сейчас по тайге Еремка Демин, утопая в снегу, без куска хлеба. Скоро голод и холод прогонят его оттуда. И что тогда? Неужто Васька говорил верно, и это Тимоха с Лукерьей предали Еремку! А почему Федора взяли?.. Моисей предупредил товарищей, чтобы ни слова не обронили Глаше. Но и ее теперь, наверное, не оставят в покое. Эх, Еремка, Еремка, горячая голова, что ж ты натворил!
До слуха донеслись причитания. Он ускорил шаги, открыл дверь в казарму. На узкой скамейке лежала Глаша, в ее руках, скрещенных на груди, потрескивала тоненькая свечечка, бросая отсветы на прислоненную к пальцам иконку, на лбу белела бумажная лента — венчик с изображением спаса, богоматери и Иоанна-богослова. Бабка Косыха, обняв деминеких ребятишек, вглядывалась в освещенный подбородок упокойницы, трясла головою. Громко причитали набившиеся в казарму старухи. Одна стояла в изголовье, гнусаво выговаривала псалмы.
— Отмучилась.
— Царствие ей небесное.
— Раньше сроку… Не разродилась.
— Сиротки-то куда?
— Христа ради пойдут.
Люди шептались, а Моисею казалось, что это шуршат мертвенные осенние листья, сбитые дождем. Скудный попик отец Петр, помахивая напрестольным крестом, тоже шелестел что-то унылое и скорбное. За дверьми, заглушая это шелестение, звонко ударял топор: мужики сбивали из мерзлого дерева гроб.
Марья подвела к Моисею Васятку. Мальчишка стал поправляться и теперь весело смотрел из-под мамкиного платка на старуху, читающую по покойнице. Бескровные губы старухи приподымались, обнажая темные десны.
— Косыха обещалась растить деминских ребят, — сказала Марья. — Всем миром их выкормим…
И Глашу похоронили. На кладбище было уже много крестов, верхушки их уныло торчали из сугробов, сиротливо тянулись к низкому белесому небу.
1
Сперва в землю вбивали треугольником три осиновых кола, вокруг правильными рядами укладывали поленья, сначала бок о бок, потом вверх, сводя на конус. Посередке, между кольев, оставляли ход для дыму, на дрова кидали угольную мелочь, закладывали их землею, дерном. Получалась куча, вроде муравьиной. Дрова осторожненько поджигали, но без доступа воздуха они не вспыхивали, а только тлели, обугливаясь. Выкипала из них древесная кровь, с шипом уходил газ. Тут держи глаз востро: чуть проклюнется сбоку отдушинка, пролезет в нее змеинка воздуха, и собирай обгорелые головешки, а сам готовься на правеж. Но гляди: из макушки закурился дым. Созрел уголь. Теперь закрой кучу, чтоб задохнулось тление, пускай поостынет.
