Потом начались осени без дождей, бесснежные зимы, вёсны, когда не разливались реки… Истерзанная, выжженная, вымороженная земля не могла родить, а если бы и могла — кому было ее засевать? Те, кто не погиб под развалинами домов, кого не побило раскаленными камнями, падавшими с неба— пали под ножами разбойничьих шаек, защищая свое добро. Кто смог отбиться — умер позже от голода или покончил с собой, чтобы не лишать детей последней корки хлеба, последней кружки воды.
Вот о чем будут рассказывать, вспоминая Катаклизм. Никто не вспомнит про пыль, которая отняла у Лаара воду.
Странная штука — человеческая память.
Наложница открыла глаза и покосилась на Амиллу. Девушка лежала в постели и, похоже, дремала. После ночного обморока она еще не вполне оправилась и сегодня почти весь день провела в постели, потягивая отвар из трав, призванный «вернуть силы, отнятые чрезвычайным душевным волнением». Впрочем, гаремный целитель Витар, в чьих жилах явно текла кровь кочевников-хазгов — рослый, с черными, как смоль, волосами, — мог обойтись и без эликсиров: он знал, что надо сказать женщине в минуты «душевного волнения».
Тем не менее, ночь Флайри провела в покоях кандийки. Заглянув к принцессе, наложница собиралась тотчас уйти. Однако, как это всегда бывает, за одним вопросом последовал другой… Вскоре Амилла пожаловалась на слабость и легла в постель, попросив Флайри немного посидеть с ней. Через несколько мгновений она уже спала.
Обычно две женщины всегда находят, о чем поговорить… если только одна из них не поглощена собственными тревогами настолько, что не замечает ничего вокруг. Однако разговор не клеился. После того, как целитель ушел, Амилла некоторое время сидела молча, поигрывая изумрудной подвеской, потом отпустила пару дежурных фраз, на которые можно ответить как угодно и, наконец, свернулась калачиком и уснула. Кажется, она была слабее, чем пыталась казаться.
Амилла спала беспокойно: ворочалась, вскрикивала. Пару раз Флайри подходила к ней и осторожно, чтобы не разбудить, касалась лба рукой — не началась ли лихорадка. Но тревоги оказались напрасны. Скорее всего, девушке просто снился страшный сон.
— О боги… — внезапно пробормотала Амилла. — Опять…
Наложница обернулась. Девушка снова пошевелилась, зевнула и, не открывая глаз, спустила ноги с постели.
— Я больше не могу, — заявила она. — Прошу тебя, позови лекаря…
— Тебе нездоровится?
Принцесса поежилась, словно от холода.
— Нет. Знаешь, наверно, лекарь не поможет… — она сокрушенно покачала головой, снова подтянула ноги и закуталась в одеяло. — Лекарь исцеляет тело, а от дурных снов снадобья нет.
