— Ну вот, милорд. Вы потребовали лишь того, что давно пора было потребовать. И если король не признает превосходства Святой Матери Церкви, разве он не идет против слова Господня?
— Что ты сказал? — задумчиво нахмурившись, обернулся к нему архиепископ.
— Я всего лишь предложил вам приманку, на которую может клюнуть этот надменный монарх. Тогда он покажет свое истинное лицо. Подумайте только, милорд, — разве Греймарийская Церковь — не Истинная Церковь?
— Ты прекрасно знаешь, что это так!
— Тогда как назвать человека, который отрекся от нее?
Архиепископ помолчал, не сводя с собеседника расширившихся глаз. Потом медленно покачал головой.
— Ты прав, брат Альфонсо. Он еретик.
* * *
— Чего тебе? — нахмурился выглянувший сквозь кованую решетку ворот монах.
Монастырский страж глядел с явным подозрением, но Хобан ответил открыто:
— Я испытываю тягу к святой жизни.
Какое-то время монах смотрел на него, потом отодвинул засов и приоткрыл створку.
— Входи. Брат Майлз!
Хобан вошел внутрь и увидел второго монаха, сидящего у стены, уткнувшись в молитвенник. Монах поднял голову, сунул молитвенник в рукав и поднялся, вопросительно глядя на них.
— Отведи этого доброго человека к наставнику послушников, — продолжал привратник.
Брат Майлз кивнул и махнул Хобану рукой — пошли, мол.
Провожатый привел молодого крестьянина в небольшой дом, стоявший недалеко от ворот, в пустую комнату с парой жестких стульев с прямой спинкой и несколькими отощавшими физиономиями святых, глядевших с голых, беленых стен.
— Садись, — кивнул он и исчез.
Хобан с любопытством огляделся по сторонам, немного испуганный почти безжизненной чистотой комнаты. Но понемногу напряжение спадало, несмотря на фальшивый повод, под коим он проник сюда, и даже эти стены стали казаться не такими уж безжизненными, а просто чистыми. Когда появился наставник послушников, Хобан чувствовал такой душевный покой, что даже позабыл о своей миссии.
— Благослови тебя Бог, — с этими словами наставник уселся напротив. Он был высокий, тощий, со впалыми щеками и слегка смахивал на пойнтера, настороженно замершего при виде фазана.
— Как твое имя?
— Меня зовут Хобан, — встал лазутчик.
— Сиди, сиди, — помахал рукой священник. — Я отец Ригори. Так ты думаешь, что призван служить Господу?
— По-моему, да, святой отец, — к собственному изумлению, Хобан понял, что говорит правду. — Откуда мне знать наверное?
— Проживешь несколько месяцев среди нас, узнаешь, славный юноша, — тут глаза мастера блеснули. — Но скажи мне, что привело тебя к такой мысли?
