Тявкает альтоголосый колокол, раздельно, надорвано, ползет его зов вниз, на площадь, сосут его альт сонливые сумерки.
Тоска.
У косопузого дома - выпятил дом первый этаж, точно беременный, - подле входа в пивную стоят два парня. В умятый снег вросли тупоносые, круглые валенки, неподвижны парни, молчаливы. Поводят оба по сторонам глазами, но мутно кругом, не на чем остановить взора.
Из-за угла мохнатым турманом вылетает пьяный. Стоит раскарякой минуту, другую. Потом летит направо, к парням, выплясывает путаный танец на проторенной дорожке, вязнет в сугробы.
Один парень другому.
- Ты что уперся?
Тот цедит сквозь неразжатые зубы:
- Да так. Думаю: садануть яво што ль по шее? - и лениво волочит свой взор за пьяным. Тогда другой парень щурит глаза на затылок пьяного, примеривается, говорит, подумав:
- Не стоит... чорт с ним!..
Пьяный ныряет в переулок, парни молчат, ищут в сумеречной мути, на чем остановить взор.
Тоска.
В косопузом доме, в пивном заведении сидел Роман Иаковлев и, глотая соленый горох, изрыгал:
- Древо рода моего прочно! Понял? Можно сказать - ге-не-о-ло-гия! Вот. Знаешь, что такое генеология? У меня дед, Роман - поп, алкоголик. Отец, Роман - поп, алкоголик. Я теперь - тоже Роман, тоже алкоголик. А что я не поп, так какое тебе дело?
- Г-гы-ы-ы!.. Не можешь!
- Я-то? Да мне до рясы руку протянуть! У меня в епархии...
- Не хочешь, поди?
- И не хочу! Тебе все просто, потому что ты - дурак. И ты тоже.
- Ггы-ы-ы!..
- А я имею философию и в состоянии размышлять...
- Ну-ка, заверни!
- С посвящением в сан я переживу как бы метаморфозу. Знаешь, что это? Может совсем другим человеком стану. Может меня тогда в воду опустишь, а я и разойдусь... Как соль...
- Го-о-го! Го-го-о-о!.. А как же все попы моются, и ничего?
- А ты видал? Со всеми мылся?
- Го-го-оо!
Только и посмеяться великим постом, что в заведении, за одним столом с Романом Романычем. Кабы не он - с кем отвести душу, как размотать вязлую скуку, чем отбиться от душной хватки альтоголосого зова? Все озорники, все охальники дружат с Романом.
А у кого есть силы, иль кто гнева божьего страшится - те стиснув зубы, закусив язык, ждут красного звона.
Зато, когда сойдут снега и жарким ножом вспорет солнце ледяной живот реки, окунется город в бездонь радостей, распояшутся говельщики, запляшут люди под перезвоны и песни.
После Красной штукатуры отходят по столицам и губерниям. После Красной печет небо полымем, и в лабазах начинают сучить пеньковые, теребить канат и снасти. После Красной - благословясь, за работу.
