В то время, о котором идет наш рассказ, дон Энрике увивался, как говорят в народе, вокруг прекрасной доньи Аны де Кастрехон, единственной дочери богатого испанца, умершего несколько лет назад.
Донья Ана принадлежала к тем девушкам, которых в наши дни называют кокетками. Она жила вдвоем с матерью, щедро тратила деньги, посещала все балы и развлечения, всегда была окружена сонмом поклонников, причем со всеми поддерживала добрые отношения, – одним словом, была истым доном Энрике среди прекрасного пола.
Ана и дон Энрике встретились в обществе и, сразу увидев и оценив друг в друге сильного врага, не решались помериться силами. Каждый понимал, что если борьба начнется, то она будет слишком опасной. Долгое время оба прикрывались равнодушием, втайне поджидая, когда противник первым пойдет в наступление, чтобы тут же разбить его или подчинить себе навеки. Но ни один не решался взять на себя начало.
«Эта женщина, – думал Энрике, – хочет увлечь меня, чтобы надо мной посмеяться и отомстить за свой пол. Внимание!»
«Этот мужчина, – думала донья Ана, – делает вид, будто не замечает меня, чтобы задеть мое самолюбие и тем легче одержать победу. Внимание!»
А молодые люди спрашивали у дона Энрике:
– Как это ты, такой волокита, пренебрегаешь случаем поухаживать за красавицей доньей Аной?
– Сам не знаю, – отвечал Энрике.
А девушки спрашивали у доньи Аны:
– Как это случилось, что до сих пор ты не заставила дона Энрике пасть к твоим ногам?
– Да я никогда об этом и не думала, – отвечала донья Ана и заговаривала о другом.
Так проходили дни. Дон Энрике и Ана встречались постоянно, делая вид, что даже не глядят друг на друга, но в действительности все их помыслы были направлены на будущую победу, которая для каждого стала делом чести, ибо сердце тут уже никакой роли не играло.
Наконец настал день, когда судьба свела их на балу. Они долго беседовали. Никто не прерывал их беседы, ибо все поняли, что пробил долгожданный час, и хотели знать, кто победит.
– Давно уже я замечаю, – говорила донья Ана, – что вы печальны. – Это была ложь, но Ане казалось, что так легче завязать бой.
– Сеньора, – отвечал дон Энрике, понимая намерения дамы и принимая вызов, – когда ранено сердце, трудно изображать на лице радость.
– Уж не влюблены ли вы? – сказала девушка, прямо переходя к делу.
– Кто в молодости не влюблен, сеньора? – возразил дон Энрике, уклоняясь от удара.
– Возможно, это болезнь молодости. Но, очевидно, либо я не молода, либо принадлежу к особой породе. Я не знала еще этой болезни.
