В приемную вбежал взволнованный Анатолий Ефремович.
– Самохвалов у себя? – гневно выкрикнул он.
– У себя, – подтвердила Верочка, – но Людмила Прокофьевна просила никого не впускать!
В кабинете Самохвалов продолжал налаживать отношения.
– Знаете, Людмила Прокофьевна, о чем я сейчас жалею? – шутливо сказал он. – О том, что вы не мужчина!
– Это еще почему?
– Я бы тогда предложил: пошли, примем по сто граммов и забудем про это дело...
Нарушив начальственный запрет, Новосельцев рывком открыл дверь и, с трудом сдерживая ярость, появился на пороге.
– Юра, я у тебя одалживал двадцать рублей. Хочу с тобой расплатиться!
Новосельцев достал из кармана две десятки и протянул их Самохвалову.
– Но почему именно сейчас и здесь? – Самохвалов настороженно взял деньги.
Вместо ответа Анатолий Ефремович размахнулся и ударил Самохвалова по лицу.
– За что? Как ты смеешь? – опешил Юрий Григорьевич.
– Извините, Людмила Прокофьевна! – обратился к Калугиной Новосельцев.
– Только ваше присутствие... Людмила Прокофьевна... – гневно процедил Самохвалов. – Но я этого так не оставлю!
– А вы дайте ему сдачи! – весело посоветовала Калугина.
– Я ему дам сдачи, но другими средствами! – пообещал Самохвалов и выбежал из своего кабинета, громко хлопнув дверью.
Он промчался мимо Верочки, которая проводила его злым взглядом.
– Я – в министерство! – крикнул Самохвалов на ходу и с явной угрозой.
Калугина и Новосельцев остались вдвоем в кабинете Самохвалова.
– Распустились вы, товарищ Новосельцев! Докатились до того, что затеваете драку в кабинете директора!
– Заместителя директора! – уточнил Анатолий Ефремович. – Это нехорошо! В следующий раз я поколочу его в вашем кабинете!
– Мало того, что вы враль, трус и нахал, вы еще и драчун!
– Да, я крепкий орешек! – скромно признался Новосельцев.
– Боюсь, мне придется заняться вашим перевоспитанием, – вздохнула Людмила Прокофьевна.
– Я вас очень прошу – займитесь! – попросил Новосельцев. – Только учтите – я трудновоспитуемый!
...Активность, щедро заложенная в Шуру природой, не давала ей успокоиться. Переполненная до краев желанием действовать, представитель месткома присела на стул рядышком с Ольгой Петровной.
– Старуха сослала меня в бухгалтерию, – сообщила Шура, – но я вырвалась на свободу.
– Это мужественный поступок, – пошутила Ольга Петровна, все еще не подозревая, что стала притчей во языцех.
– Конечно, я вам сочувствую как женщина – женщине. Но ведете вы себя аморально! Сплетням я не верила, но товарищ Самохвалов меня посвятил! – Шура доверительно понизила голос: – Читала я ваши сочинения. Замужняя женщина, больше того – мать, и вдруг неприличные письма пишете! Я вам по-дружески советую, как добрый товарищ, – выкиньте это из головы, вернитесь в семью, в работу, в коллектив!
