– Мы получили сигнал и должны отреагировать. Вы войдите в положение Юрия Григорьевича. Каждый день на него сыплются эти письма. А весь коллектив, – Шура показала на пустой зал, – знает и смеется!
Калугина протянула руку за письмами:
– Дайте их мне, пожалуйста!
– Рыжова сама виновата. Держала бы чувства при себе! – отдавая письма, начала оправдываться Шура.
– Если мне не изменяет память, вы, Шура, числитесь в бухгалтерии! – строго сказала Калугина.
– Кажется, да. – Шура пыталась вспомнить, где же она числится.
– Я думаю, будет полезнее, если вы иногда, – чеканя слова, жестко произнесла Калугина, – в порядке исключения, будете заниматься не только общественными делами, но и вашими прямыми обязанностями!
Людмила Прокофьевна решительно вошла в приемную:
– Вера, Юрий Григорьевич у себя?
– Да. От вас полотеры тоже ушли.
Но Калугина не слушала. Она распахнула дверь кабинета своего заместителя и приказала секретарше:
– Вера, никого к нам не впускайте!
И решительно закрыла за собой дверь.
В приемную заглянула Шура и прошептала Верочке:
– Самохвалов отдал мне письма, чтобы мы разобрали их на месткоме.
– Вот гад! – искренне возмутилась секретарша.
– А меня ссылают в бухгалтерию! – печально сообщила Шура.
В кабинете Самохвалов встал со своего кресла и недоуменно посмотрел на взбешенную начальницу.
– Ко мне попали письма, которые вы, Юрий Григорьевич, передали в местком. Хочу вас огорчить. У меня иная точка зрения, нежели у вас. Убеждена, что подобные дела должны решаться без привлечения общественности.
– Вам, Людмила Прокофьевна, легко говорить! – Самохвалов держался с достоинством. – Я пытался образумить Рыжову, уговаривал, просил, между нами ведь ничего нет и быть не может.
– Надо было иметь терпение, такт. А обнародовать письма – жестоко! – выговаривала Людмила Прокофьевна.
– Но я не нашел другого выхода. В конце концов, меня тоже можно понять, – оправдывался Самохвалов.
– Извините, Юрий Григорьевич, но вы совершили низкий поступок! Не могу настаивать, но на вашем месте я бы забрала письма и никому их не показывала, ни одному человеку!
Самохвалов прошелся по кабинету, как бы собираясь с мыслями...
А в это время по залу, заполненному сослуживцами, шла Ольга Петровна, тяжело нагруженная двумя авоськами с продовольствием. Мимо ее лица проплывали люльки подвесной дороги, заполненные бумагами. Она шла сквозь перешептывания и смешки, сквозь сплетни и переглядки, даже и не подозревая, что все эти косые взгляды, ухмылки и подмигивания относятся к ней. Сослуживцы вставали с мест, смотрели на Ольгу Петровну, подмигивали, гоготали, показывали на нее пальцами. Всем было весело и интересно. В скучные трудовые будни ворвалась пикантная сенсация. Погруженная в свои мысли, шла по залу Ольга Петровна.
