В приемной появилась Калугина:
– Почты много?
– Порядочно, – ответила заплаканная Верочка. – Вот разбираю.
Калугина заинтересовалась каким-то документом, стала внимательно его читать.
А в зале заседаний продолжался «деликатный» разговор.
– Я знаю, Шура, что у вас трезвый взгляд на жизнь. Что-то я устал от этой истории и невольно чувствую себя виноватым. – Тут Самохвалов спохватился: – Между нами ничего нет и быть не может. Мне так жаль Ольгу Петровну. Она стала всеобщим посмешищем. Ее нужно спасти!
– Мы спасем! Мы ее на местком пригласим! – откликнулась Шура.
– Что ж, я не возражаю... только разговаривайте, пожалуйста, мягко, без окрика.
– Понимаю, Юрий Григорьевич, поручение щекотливое. Но мы справимся. Давайте мне остальные письма.
Заместитель директора поколебался, достал из кармана письма Ольги Петровны и нерешительно протянул их Шуре.
– Только не давайте их никому читать, – попросил Самохвалов.
– Не беспокойтесь! Я их подколю к делу! – И Шура положила письма в папку. – Там их никто не прочтет.
В приемной Калугина закончила чтение документа и направилась в свой кабинет.
– У вас там полотеры! – предупредила Верочка.
Калугина распахнула дверь и действительно увидела полотеров, которые перебрались из кабинета Самохвалова в ее кабинет и усердно драили пол. Калугина закрыла дверь.
– Почему полотеры натирают полы в наше рабочее время? Я пока буду в зале. Неужели нельзя это делать утром или вечером?
– Нет, нельзя, – сказала Верочка. – У полотеров рабочий день, как у нас, с девяти до шести.
Калугина развела руками и устремилась в зал, где завершали свою беседу Самохвалов и Шура.
– Мой кабинет занят полотерами, – объяснила Калугина Самохвалову, войдя в зал заседаний.
– Значит, мой освободился, – сообразил Самохвалов и покинул зал.
Людмила Прокофьевна привычно заняла место в президиуме и углубилась в изучение почты. Однако Шура не ушла и, спрятав письма Рыжовой за спину, выжидающе стояла около Калугиной.
Людмила Прокофьевна подняла глаза:
– Что, Шура? У вас ко мне дело?
– У нас ЧП! – трагически заявила Шура. – Рыжова без памяти втрескалась в Самохвалова и осаждает его любовными письмами!
– Откуда вы это знаете? – нахмурилась Калугина.
– Вот их сколько! – не выдержала Шура, вынув руку из-за спины и как бы взвешивая на ней письма.
– Как они оказались у вас? – сердито спросила Людмила Прокофьевна.
– Юрий Григорьевич передал их мне и попросил, чтобы общественность вмешалась и защитила его!
– И, значит, теперь на очередном заседании месткома, – с трудом сдерживалась Калугина, – после распределения путевок, в разделе «Разное» вы поставите вопрос о безнравственном поведении Рыжовой?
