– Па, это ты?! – Лицо его озарилось. – Ты где? Как себя чувствуешь? Почему ты уехал без меня?
– Я в Тихих Омутах.
– У дяди Саши?
– Да, – неуверенно ответил отец.
– С тобой все в порядке? – спросил Каштанов-младший.
Второй этаж каштановской дачи под Москвой был превращен Никитой Антоновичем в музыкальную студию. Рояль, синтезатор, отдельные музыкальные инструменты, разбросанные повсюду ноты, а также магнитофоны, микрофоны, звукозаписывающая аппаратура, опутанная проводами, говорили о том, что младший Каштанов не такой уж бездельник, каким он пытался себя показать перед Джекки.
– Ты видел эту газету с гадким намеком? – спросил расстроенный отец.
– Телевидение тоже отличилось, – сказал сын.
– А что эти набрехали?
Никита помялся:
– Вроде бы ничего особенного. Но знаешь, это как бы по Чехову – не то тебя обокрали, не то ты сам украл. Да ты не волнуйся, завтра кого-нибудь убьют или случится землетрясение, и наша любимая пресса забудет и про твой фонд, и про тебя самого. Как ты себя чувствуешь?
– Как я могу себя чувствовать, когда такое... – убито проговорил Каштанов.
Никита не дал договорить:
– Па, повторяю, не принимай близко к сердцу. Сейчас время – жуть. Каждый день – новая пакость!
– И к тому же, – пожаловался отец, – меня все время преследует одна дрянь. Она с телевидения.
Никита сразу догадался, о ком идет речь:
– Ее зовут Джекки?
– Она у тебя была? – поразился Каштанов.
– Была. Убойная дамочка. И очень даже ничего. Па, что я могу для тебя сделать? Хочешь, я приеду?
– Ну, если тебе нечего делать...
– Мне всегда нечего делать.
– Я по тебе соскучился, – признался старший.
– И мне тебя очень не хватает, – сознался младший.
Когда Каштанов покинул телефонную будку, то сразу же обнаружил, что на него нацелена телевизионная камера. А Джекки, оказывается, влезла на крышу телефона-автомата и свисала оттуда, как обезьяна, держа в руке микрофон. Так что весь разговор Антона Михайловича с сыном был снят и записан звук.
– Спасибо за дрянь с телевидения, – сказала Джекки, спрыгнув на землю.
– Сколько это будет продолжаться?! – возмутился Антон Михайлович.
– А что вам не нравится? – ёрнически ответила Джекки. – Мы молодые, симпатичные и очень привязаны к вам.
– Я тоже симпатичный? – удивился Владик. – Ты мне этого никогда не говорила.
– Повода не было, – сымпровизировала Джекки.
– То, что вы ко мне привязаны, я чувствую! – Антон Михайлович в сердцах сплюнул и пошагал прочь.
Телевизионщики припустились за ним, и Джекки начала декламировать, вспомнив к месту пушкинские строки:
