- Алекс, ты так и живешь аскетом? Я не ошиблась - ты даже квартиру не поменял на более приличную?
Шура не ответил, пожал плечами.
- А мне нравится у папы, - потерлась о Шурину щеку Даша.
Как только поужинали, Даша легла спать. Шуре же пришлось выслушивать двойную дозу презрительно-гневного театрального шепота, какой он недотепа, что уж теперь мог бы улучшить условия жизни, а не ютиться в малолитражной конуре в этом задрипанном районе. Словом - "каким ты был - таким ты и остался..."
Нина не изменилась. И хотя она прямо сказала, что приехала в надежде возродить семью, Шура знал, что это даже не напрасные потуги, а откровенная ложь. Истинная причина - вон она за окном сияет ночными огнями проспекта. Слушая Нину уже вполуха, он вспоминал, как они познакомились, сравнивал ощущения своего отношения к ней в начале, позже и теперь - какими глазами на нее смотрел и что видел. Внутреннее зрение Шуры обострилось до кристально-чистой пронзительности. Сейчас и здесь он отчетливо знал, вспоминая характерные эпизоды из их совместной жизни - когда она и что ему говорила, что при этом думала и чувствовала, когда лгала ему, а когда просто умалчивала правду, искусно уводя разговор на другую тему. Ощущение было странным, новым и непривычным. Сейчас в его сознании одновременно и параллельно существовали трое - он, Нина и сторонний наблюдатель. Мысли и ощущения всех троих Шура безо всякого переключения внимания и напряжения воспринимал как единое целое. Наконец Шура пристально посмотрел Нине в глаза, в искаженные драматическим шепотом губы, легким усилием воли выключил в собственной голове двоих посторонних. Потом, приложив указательный палец к губам тихо произнес Тс-с... Внешняя (кухонная) Нина от неожиданности запнулась на полуслове и замолкла. Шура встал, на цыпочках прошел через комнату, взял в своем любимом углу гитару, вернулся на кухню, прикрыл кухонную дверь и задушевно, немного застенчиво сознался:
- Знаешь, Нина, я в твою честь только что песню увидел и понял.
Стараясь терзать гитару в четверть силы, не дожидаясь "спасибо", Шура запел дурным, но не лишенным нежности, тоже шепотным криком:
Я вчера отрыл по пьяне суперновую звезду...
Там не писька тараканья. До сих пор я как в бреду.
Под мохнатой звездой лягу кренделем
И буду бренчать на бренделе.
("Мохнатая звездень", из песен одноразового использования)
В общем, Шура тоже не изменился.
И сейчас, спустя неделю, Шура ломал голову, как еще можно помягче сказать Нине, чтобы она освободила бывшего супруга от своего присутствия. А Дашку оставила. В самом деле, если у девочки есть возможность жить в Москве, зачем возвращаться на периферию? С кем бы из знакомой по кабацкой деятельности крутой публики Нину познакомить? Врагов из "новых русских" вроде бы нет. А на нищего брата-музыканта она не клюнет. Да и что они плохого Шуре сделали, чтобы их так по жизни наказывать.
