– Утопить разве что! – заржал Скафти.
И тут Вратко стало по-настоящему страшно. Еще мгновение назад происходящее казалось веселой игрой, подобной веселым препирательствам среди дружинников Хродгейра. Что называется, мы пошутили и ты посмеялся… Здесь все было серьезно. Эйрик, сосредоточенно цепляющийся за кору. Сжимающий пудовые кулачищи Скафти. Едва не шипящий от бешенства Модольв.
Словен примерился, как бы поточнее лягнуть худого Эйрика. Желательно по голове. Но можно и по пальцам, чтобы надолго забыл, как на деревья карабкаться.
– Что, боязно стало? – оскалился Скафти. – Прыгай лучше сам…
– Ага! Сейчас! – Вратко прицелился.
Удар!
Эйрик ойкнул и, нелепо взмахнув руками, полетел наземь.
– Вот гаденыш! – недоуменно почесал бороду рыжий, поглядывая то на Вратко, то на Эйрика.
– Я тебя как ворону! – Светлобородый наклонился за камнем, взвесил его на ладони, отбросил, сочтя слишком легким. Принялся искать другой.
– Что вы возитесь? Заканчивайте и пошли! – скороговоркой обрушился на них Бернар.
– А лучше просто идите! – раздался знакомый голос.
Гуннар?
Точно.
Кормщик стоял, широко расставив ноги, словно на палубе дреки. На его плече лежало копье с широким жалом. Рядом с Гуннаром, уперев кулаки в бока, хмурилась Мария. Позади выстроились в ряд веснушчатый Игни, круглолицый коротышка Хрольв и седоватый Свен, который кинул на сгиб руки двуручную секиру.
– Кто это мне приказывает? – презрительно бросил Модольв.
– Тот, кто знает правду лучше тебя, – нисколько не смутился Гуннар. – Подарок Ньёрда под моей защитой. Или ты хочешь, чтобы конунг узнал, как ты, Белоголовый, затеваешь свары вместо того, чтобы сражаться?
– Глупости ты говоришь, – в голосе Модольва звучала неприкрытая издевка. – Мы же сейчас вас положим рядком на траве…
– Первый, кто шагнет, получит срезень[68] в брюхо! – звонко произнес Игни, поднимая лук и до половины натягивая тетиву.
Противников разделяли какие-то четыре-пять шагов. С этого расстояния промахнулся бы только слепец. Воины Кетильсона это знали. И все же Скафти повел плечами, будто примериваясь, как половчее подхватить мешок с зерном. Его ладонь не прикоснулась к рукояти меча, но Вратко показалось, что викинг сам стал смертельным оружием. Вот бросится вперед, и неизвестно еще, остановит ли его стрела, пущенная в упор, сдержит ли копье Гуннара или секира Свена…
Похоже, понял это и кормщик. Не оборачиваясь, он приказал Игни:
– В Модольва целься в первого. Берсерка не трожь. Он мой.
