– Бьярта? Она… – Хагир перевел дух, говорить ему было трудно. – Мы скоро их увидим. Они ждут нас на Горелом мысу.
– Да нет, эта крикливая курица пусть отправляется к своему муженьку в Валхаллу! Я говорю про другую, такую миленькую, беленькую, что вышла первой! За нее еще цеплялись двое или трое детей! Надеюсь, это не все ее собственные?
– Она тоже здесь, – ответил Хагир, с трудом сообразив, что гранн говорит о Тюре. – Она была рада, что мы с тобой помирились. А Бьярта совсем наоборот. Готовься, она еще набросится на тебя с копьем.
– Хе-хе! И славно! Люблю, когда на меня бросаются с копьем! – Вебранд захихикал.
А Хагир вдруг изумился: до него, казалось, только сейчас дошло, что они с Вебрандом Серым Зубом плывут на одном корабле по добровольному согласию обоих и даже считаются союзниками!
– Тюра тебе не подойдет, – обронил он чуть погодя. Это внимание Вебранда к Тюре покоробило его, как, бывало, намеки Ульвмода Тростинки. – Из нее ведь никогда не выйдет хорошего врага!
– Хватит с меня врагов в собственном доме! – Вебранд разом перестал хихикать. – Одна такая у меня уже была. Если боги помогут, она будет мирно лежать под землей, когда мы доберемся до дому. Когда я уплывал, она так кашляла, что дом содрогался!
Но про это Хагир уже не слушал. Он вспомнил Тюру, а вслед за ней сам собой явился образ Хлейны. Само ее имя казалось нежным, свежим, прохладным и ласковым, как весенний ветерок, как вода чистого ручья. Во всем, что сейчас только приходило ему на ум, она одна была чем-то приятным, светлым, она одна казалась проблеском чистого неба среди тяжелых сумрачных туч. Он не думал, когда увидит ее, а просто память о ней смывала с его души грязь, дым, кровь, ожесточение, в которых он плавал целые сутки, он опять чувствовал себя человеком, способным спокойно дышать и смотреть в небо. Налегая на длинное носовое весло и закрыв глаза, он видел перед собой Хлейну, и ему казалось, что он плывет к ней, что он приближается к ней с каждым гребком, а все злое, кровавое и грязное осталось позади, позади…
Он думал о ней и всю дорогу до Горелого мыса, и потом, когда корабль повернул к берегу, а между соснами замелькали покрывала женщин и головки детей. «Как живые грибы», – почему-то подумал Хагир. «Змей» наполовину выполз на песок, женщины и дети бежали к нему, мужчины втаскивали их на борт, все говорили и кричали разом. Кто-то рыдал, кто-то кого-то обнимал; кто-то взвизгивал, попав ногами в холодную воду, охали старухи. Эгдир тянул за руку Бьярту, которая никак не соглашалась подняться на корабль «этого мерзавца», Гуннхильд подталкивала ее в спину, а Коль стоял в шаге позади, с раскрытым ртом, зачарованно разглядывая израненных героев и держа наперевес то самое копье, непомерно большое для мальчика… Женщины, дети, узлы, корзины, окровавленные повязки, усталые лица… Век щитов рассеченных…
