— Да, могу представить. Это… был бы мальчик.
— Вам так сказали? — Джоанна смотрела, как он наливает вино.
— Да, в больнице. Мы хотели назвать его Питером. В честь его деда Питера Уилкокса.
Джоанна помолчала, обдумывая услышанное. На ее лице застыла дежурная улыбка. Она пыталась сохранить серьезное выражение, но вдруг испугалась, что не выдержит и рассмеется.
— Ты что? — насторожился Майкл, очнувшись от своих мыслей.
— Да так, ничего. Я только подумала, какое же еще имя можно дать сыну, если его мать зовут Банни. — Все же ее голос предательски дрогнул, и она сделала большой глоток вина, чтобы скрыть это. А если бы у них родились другие дети, как бы они их назвали: Флопси, Мопси и Коттонтэйл?[1]
И тут же ее пронзило чувство вины. Как можно шутить над чужим горем?
Майкл пошевелился с такой осторожностью, как будто сидел на куче колючек.
— Да, кстати, об именах. У твоего сына необычное имя — Кэйси. Почему вы его так назвали?
— Моего сына? — переспросила Джоанна, невольно выпрямившись. Вопрос застал ее врасплох. Хотя она еще не понимала, что случилось, но почувствовала опасность. Необходимо было встать на защиту Кэйси. Немедленно. — Сразу после свадьбы мы с Филом поехали во Флориду. Пока путешествовали, побывали во многих местах. Было там одно местечко под названием Кэйси. Там, насколько я понимаю, и получился наш сын.
— А-а, вон оно что. Это имя напоминало вам о той поездке, — пробормотал Майкл.
Все это были ее выдумки. Просто Джоанне нравилось это имя. Зачем она снова солгала? Она не хотела, слова вылетели сами собой. Но одного мгновения безотчетного страха хватило, чтобы придумать эту историю. Она уже не в состоянии была контролировать себя. Ею руководила какая-то другая сила. Ей нужно было доказать Майклу, что ему не удалось разбить ее сердце и жизнь. Джоанну так и переполняло желание ткнуть его носом в свое благополучие и счастье. Все дело тут в уязвленной гордости и чувстве собственного достоинства. Она понимала это, однако чувствовала, что есть здесь еще что-то, какой-то неосознанный страх. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Майкл заподозрил ее во лжи.
Майкл смотрел в темноту мимо Джоанны. Лицо его казалось высеченным из гранита.
Злишься, обманщик, двуличная душа! — мысленно бросила она Майклу. — А ты помнишь, как я любила тебя? Может быть, ты подумал, что поехать туда мы могли бы вдвоем с тобой? Неужели жалеешь о том, чего ты лишился, предав меня?..
Но тут его глаза вновь остановились на Джоанне, и в них было одно только безразличие. Она ничего для него не значила. Ему было все равно, с кем говорить — с ней или со случайным попутчиком где-нибудь в автобусе.
