Однажды летом, будучи студентом колледжа, я отправился в Сальвадор для переписи коренных племен перед выборами. В одной из деревень аллигатор отхватил руку пареньку, закинувшему в реку леску, и тот бы наверняка истек кровью у меня на глазах, если бы не другой американский волонтер, врач по профессии. Тогда-то я и решил пойти учиться в медицинскую школу.
Этого не случилось, слава богу, я и в колледже-то недоучился, но так советуют говорить в приемной комиссии. Или про ужасную болезнь, от которой тебя блистательно вылечили, и теперь ты на радостях готов вкалывать сто двадцать часов в неделю.
Не советуют же говорить, что ты хочешь стать врачом, как твой дедушка, на которого ты всегда смотрел снизу вверх. Это мне непонятно. Я бы мог назвать куда более вызывающие причины. К тому же мой дед таки был врачом, и я действительно смотрел на него снизу вверх. Насколько я могу судить, они с бабушкой были не только одной из красивейших пар двадцатого века, но и последними порядочными людьми на этой земле.
Они обладали суровым достоинством, мне недоступным, и проявляли бесконечное участие к слабым мира сего, о которых мне даже думать не хочется. А еще они могли похвастать прекрасной осанкой и, кажется, неподдельно любили скрэббл, общественное телевидение, а также толстые нравоучительные книги. Одевались они строго. Будучи людьми исчезнувшей формации, они прощали тех, кто к этой формации не принадлежал. Например, когда в 1977 году моя обкурившаяся мамаша произвела меня на свет в индийском ашраме и тут же вместе со своим бойфрендом (моим отцом) намылилась в Рим, мой дед и бабка прилетели за мной и увезли к себе в Нью-Джерси, где сами и воспитали.
И все же было бы неправдой говорить, что я решил стать врачом из любви и уважения к моим близким, поскольку сама мысль об этом посетила меня только через восемь лет после их убийства.
Их убили 10 октября 1991 года. Мне тогда было четырнадцать, через четыре месяца должно было стукнуть пятнадцать. Я возвращался домой от приятеля не поздно, около половины седьмого, но в это время года в Вест-Оранже все окна уже светятся. Наш дом стоял погруженный в темноту.
Мой дед в качестве добровольца выполнял разные медицинские, не связанные с операциями обязанности, а бабушка на добровольных началах работала в городской библиотеке, так что оба уже должны были быть дома. В глаза сразу бросилось, что стеклянная створка рядом с входной дверью — такое стекло называют «зернистым» — разбита, словно кому-то понадобилось таким образом проникнуть внутрь, чтобы изнутри открыть дверь.
