— Пошли, — Сумрак поднялся из-за игрового стола, — после «дошпиляем».
В третьем отряде жили в основном мужики — каста рабочих пчел. Когда положенец переступил порог барака, все поднялись.
«Крысой» оказался Милюков, тот самый любознательный первоход. Он стоял на коленях между нар и хлюпал носом, с ужасом поглядывая на приготовленный для экзекуции ломик. Его уже обрадовали инвалидной перспективой.
— Что скрысил? — Сумрак посмотрел на пойманного, пытаясь вспомнить, где он с ним не так давно пересекался. Ах да, в карантине, когда мента топтали.
— Сгущенку, — доложил старший отряда, — у Браги. Из тумбочки. В гальюне хавал, сучонок.
— Верно? — Положенец повернулся к Милюкову.
Тот молча кивнул, продолжая стоять на коленях.
— Тебе сколько лет?
— Во… Восемнадцать.
— Сел за что?
— В магазин залез… В селе работы нет, у матери трое… Жрать хотелось…
— И что, сразу на строгий режим?
— Я замок подпилил… Судья вредная попалась.
Милюков заплакал, но не из-за несправедливого приговора, а из-за предстоящей расправы. Тон авторитета не сулил снисхождения.
Сумрак взял ломик. Первоход задрожал. Народ одобрительно загудел.
— Кончай хныкать. Не баба. У своих почему крысил?
— Есть хотел, — шмыгнул носом Милюков.
— Работаешь?
Парень отрицательно покачал головой и вытер слезы.
— Не берут. На «промку»[11] желающих много… Я б работал.
Шаман, маячивший за спиной авторитета, саданул кулаком о ладонь.
— К чему эти «коляски»[12] дешевые? Руку под лом — и в петушатник…
— Задохнись! — бросил ему Витя. — Без тебя разберемся…
Он вплотную подошел к Милюкову, несколько раз подбросил на ладони ломик, словно прицеливаясь.
— Не надо… Пожалуйста… Я больше не буду, — шепотом, почти безо всякой надежды попросил парень, подняв на авторитета красные от слез глаза. Словно ребенок, увидевший, как отец снимает ремень, но понимающий, что порцию горячего он все равно получит.
— Встань! И правую руку вперед! — приказал Сумрак, приподнимая ломик.
Милюков, словно пьяный, со второй попытки кое-как поднялся, но руки спрятал за спиной. Окинул умоляющим взглядом народ, пытаясь найти хоть одного заступника. Не нашел.
— Тебе сказали, руку вперед! — крикнул кто-то из толпы. — Будь мужиком!
Приговоренный, смирившись с участью, зажмурился и протянул вперед трясущуюся, как на центрифуге, тощую руку. Перебить кость хватит одного удара. Публика приготовилась получить удовольствие.
Но тут Сумрак сделал то, чего от него никто не ожидал. И, возможно, даже он сам. Отбросил ломик на нары, быстро вытащил из брюк ремень, схватил парня за шею, нагнул его и, сунув голову между ног, с десяток раз прошелся ремнем по заднице, приговаривая: «Не воруй у своих, не воруй!»
