Наконец они подъехали к дому, где жила Марта; она открыла дверцу машины и уже собиралась выйти, вежливо поблагодарив своего спутника, как вдруг он спросил:
— Вы не согласились бы как-нибудь вечерком поужинать со мной?
Ее поразило смущенное и вместе с тем умоляющее выражение его лица. Она вспыхнула и торопливо ответила:
— Мы же, вероятно, будем встречаться на собраниях — и побежала к дому, твердя про себя: «Гнусный старик». Она так и не обернулась, лишь услышала, как после долгой паузы заскрежетали тормоза машины. «Омерзительный, грязный, противный», — со злостью твердила она, уже очутившись у себя в комнате; бедный мистер Пайкрофт казался ей типичным старым развратником. Но в руке у нее был журнал «Нью стейтсмен», и Марта, подойдя к телефону, попросила передать миссис Андерсон, что она заболела и не сможет поехать с Донаваном на вечеринку.
Затем она легла в постель и стала читать журнал; она уже решила прекратить подписку на «Обсервер» и выписать вместо него «Нью стейтсмен». Пожалуй, будет неправильным сказать, что она читала его, ибо, к сожалению, лишь немногие люди действительно читают журналы, газеты и даже книги. По мере того как Марта переворачивала страницы и содержание печатных строк без всякого усилия проникало в ее сознание, на душе у нее становилось все теплее и спокойнее — ведь здесь говорилось как о чем-то давно известном о тех идеях, которые она защищала долгие годы, пугаясь собственной дерзости. А сейчас она точно окунулась в родную среду, почувствовала себя членом какого-то братства. Отложив журнал, она не смогла бы толком сказать, о чем же она читала, какие факты были там изложены, и все-таки блаженно вздохнула, вытянулась на кровати, стала грызть шоколад и мечтать о большом городе — не важно каком, ибо это мог быть и Лондон, и Нью-Йорк, и Париж, и даже Москва, как они описаны у больших писателей; и в этом городе жили люди, в которых не было ничего лживого, циничного, унижающего (как у мужчин, которых она видела сегодня днем), не было суетливости и напористости (как у тех женщин), — то были люди, тепло и искренне относящиеся друг к другу.
Эта мечта переросла в другую, давнюю и заветную мечту Марты о золотом городе, — до сих пор ей представлялось, что он находится где-то между их домом и Дамфризовыми холмами (пока что тут жили африкандеры), мечту о городе с белыми колоннами и широкими улицами, обсаженными рядами деревьев, о прекрасном городе с четырьмя воротами, где белые, черные и коричневые люди живут как равные, где нет места ненависти и насилию.
