– Смирно стоять! – сквозь зубы приказал капитан. – Я сделаю из вас настоящих полицейских. Распустились там, в России.
И снова добавил те же два слова по-русски.
Русские офицеры и Заблудский вытянули руки по швам. Маккензи продолжил разговор с доньей.
– Исидора, ты знаешь меня двадцать лет, с тех пор как ты занималась проституцией в пуэрториканских кварталах Нью-Йорка. Меня когда-нибудь подводил нюх? Зачем ты вертишься вокруг наших стажеров? И где миллион этого парня?
– Иван, не верь этот человек! Это был белый квартал! Я не есть брать твой миллион! – пылко воскликнула донья, и совершенно зря, потому что Иван не понял ни слова из английской речи Маккензи. – Я уже другая, – добавила она по-английски.
– Чепуха! Человек таков, каким создал его Бог. А тебя он создал проституткой, – возразил капитан.
– Что они говорят? – тихо спросил Иван.
– О Боге разговаривают, – пояснил Заблудский.
– За что вы хотите арестовать меня сейчас? – вызывающе спросила Исидора.
– Пока что – за оскорбление общественной нравственности, – указал капитан на одеяние Исидоры. – Если за тобой ничего нет и ты не брала миллион у этого парня, через три часа тебя отпустят. Увести! – сделал он знак полицейским.
Исидору увели.
– Вания, я найду тебя! – донесся из коридора ее крик.
– Ты лучше миллион найди, – процедил сквозь зубы Вадим.
Потеря миллиона оглушила всех. Каждый уже успел построить какие-то планы, мысленно истратил хотя бы пару сотен долларов… И вот все рухнуло.
Капитан обернулся к своим подопечным. В этот момент Ольга ослепила его вспышкой. Маккензи поморщился.
– Фотографирование агентов Интерпола запрещено. Негатив сдашь мне, – сказал он Ольге и, оглядев парней, продолжил с расстановкой: – А теперь ровно на две недели вы забудете маму, папу, Россию и вашу Коммунистическую партию. Я один буду вам папой, мамой, Россией и Коммунистической партией. Ебена мать!
Донья вернулась в кабаре под утро, – продрогшая, поникшая, осипшая. На ней была пижама, выданная ей под расписку в полиции. «Сукины дети! – думала она обо всех сразу. – Надо же так ловко упереть миллион. Кто это сделал?»
Она вошла в кабаре. Портье спал на рабочем месте. На танцплощадке два пьяных в стельку негра продолжали вяло мутузить друг друга. В углу ресторана догуливало мексиканское трио Фриш, Левинский и Семенов.
Донья подошла к музыкантам. Они попытались встать, но смог это сделать только интеллигентный Фриш.
– Мадам, примите наши соболезнования… – сказал он и жестом пригласил донью к столу.
