Джессика почти не заглядывала в папки. Она знала всех своих пациентов наперечет, знала условия, в которых они растут, да что говорить, она знала даже, каким образом комплексы детей связаны с передачами местного телевидения, почему какой-нибудь Стив или Дейв терпеть не может физику, а Мэри ненавидит мороженое, но по уши влюблена в Джеки Чана.
– У нас на всю школу только два серьезных дела, – продолжала она. – Братья Кеннет остались без родителей, отца у них не было, а мать пару месяцев назад умерла от рака. Но мальчишек усыновила тетя. Так что там все хорошо, единственная проблема – оформление документов, но это по большей части забота соцработника, твоя задача помочь детям войти в новую семью, адаптироваться, пережить утрату. Само собой, Тэд и Кевин никогда не были чужими в доме тети. Там по большому счету все идет нормально. А вот второе дело… – Джессика замялась, нехотя вытаскивая темно-синюю папку, гораздо более толстую, чем остальные. – Может быть, тебе помочь, чтобы легче разобраться. Ты человек новый, а у меня все это происходило на глазах. Просто руки опускаются.
И снова на глаза Джессики навернулись слезы. Она уставилась прямо перед собой.
– Знаешь, у меня такое чувство, что и я виновата тоже. Ведь это происходило на глазах у всего города, все знали, все видели, но никто не смог его остановить. Никто. И я тоже. Пытались помогать, пытались просто вмешаться, но…
– Тебе тяжело говорить, давай я прочитаю сама. – Сэм хотела взять папку из рук Джессики, но та не дала.
– Нет, я расскажу, здесь только сухие отчеты. – Она замолчала, собираясь с мыслями. – Когда мы с Джерри сюда только приехали, года три назад, то как-то сразу их заметили. Лаура и Ричард Канинген – идеальная пара, очаровательный сын – Кевин. Смышленый мальчуган, тогда ему было восемь лет. Очень отзывчивые, добрые люди. Лаура такая семейная, такая хозяйка. Ее пироги славились на всю округу, а уж рождественская индейка снискала славу далеко за пределами Окленда. И красавица… Потрясающая женщина, всем взяла. А Ричард под стать ей. Великолепно сложенный, очень талантливый, работал в Сан-Франциско менеджером по продажам и еще книги издавал по экономике, его приглашали в университеты читать лекции, но он не захотел переезжать. Такой обходительный, спиртного не пил вообще, всегда очень опрятен. Мечта любой женщины. А как они любили друг друга! Вот тут и вспомнишь россказни о том, что нельзя быть вечно счастливым. Если ты нашел свое счастье, то это непременно ненадолго. В ребенке души не чаяли, парнишка тоже умный, способный, под стать родителям. Я дружила с Лаурой. Мы были близки. Знаешь, от этой семьи исходило какое-то особенное тепло, к ним все приходили за чем-нибудь, поговорить, рассказать о своих трудностях, они никому никогда не отказывали. Я у них часто бывала. Есть такие люди – достаточно посмотреть на их счастье и на душе становится легче. А потом… Потом Лаура попала под машину, умерла в больнице, не приходя в сознание. Два года назад. Тогда-то все и началось. Ричард целый месяц ни с кем не разговаривал, даже с сыном, потом вроде словно очнулся, но стал другим. Теперь его не узнать. Не хочу рассказывать, как он менялся, слишком больно было видеть это. Бросил работу в Сан-Франциско, подыскали ему здесь, он и ее запустил, продал дом. У них был шикарный особняк в центре города. На эти деньги какое-то время жил с сыном. Но с каждым днем… Появились странные друзья вроде тех, что иногда останавливаются заправить мотоциклы на нашей заправке. Стал пить. Забросил все прежние занятия. Теперь гоняет с этими байкерами, сменил пиджак на кожаную куртку и джинсы. Время от времени кто-нибудь из наших ездит в Сан-Франциско забирать его из полицейского участка. Пытались помешать, остановить, пытались помочь, словно не слышит. Спивается. Медленно, но верно спивается. Наш шериф как-то раз даже посадил его под замок на месяц, но не помогло: он просто отказывался от пищи, метался в клетке как дикий зверь, ни с кем не говорил. Топит горе в вине, вот и все. Отвлекается на свои мотоциклы, я как-то раз застала его в более или менее приличном состоянии, поговорили. Он не может ее забыть, не может – и все. Говорит, теперь ему одна дорога – на тот свет. Не может. Только о ней и думает. Каждый день, просыпаясь и не находя ее рядом, просто садится на мотоцикл и уезжает. Куда глаза глядят. Чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать, доводить себя до состояния животного отупения. Так было еще год назад, а сейчас все усложнилось. Стал наглым, грубым, дебоширит, затевает драки. Сладу с ним нет, одна управа – полиция. До чего себя довел.
