Дверь открылась, и Эллис увидела мужчину в бирюзовом балахоне.
Видимо, это и есть обещанный главный, он же дежурный врач, подумалось ей. А мужчина не проходил дальше дверей и широко улыбался. Совсем как-то не по-врачебному улыбался. Что за маскарад?
– Здравствуйте, – осторожно сказала она.
– Здравствуй, Эллис.
Ее обдало жаром: перед ней стоял довольный Паоло. Ее Паоло! Его совершенно нельзя было узнать в больничном колпачке, но голос… Голос, который много лет снился ей ночами, невозможно было спутать ни с чем.
– Вот это да. Что ты здесь делаешь?
– Это я тебя должен спросить. Сегодня Рождество, Эллис, и уже, кстати, – он театрально посмотрел на часы, – скоро заканчивается, а ты в клинике. Что с тобой? Зачем ты бросаешься под машины?
– Я не бросаюсь… – только и нашла в себе силы пролепетать она – так остро приятно было видеть его перед собой.
Он подошел, присел на край кровати, взял ее за руку, и некоторое время они просто смотрели друг на друга.
– Господи, Эллис, неужели это ты?
– Паоло, а неужели это – ты?
Это был действительно Паоло во всей своей красе: белозубая итальянская улыбка, такая, что невозможно было сдержать ответную улыбку, густые черные волосы, коротко остриженные; и лукавые глаза в оправе черных ресниц, глаза, от которых все местные девушки сходили с ума. Да, это был Паоло, друг ее детства и юности, человек из той жизни, которая проходила у бабушки, в милой сердцу Италии.
Но вот Паоло перестал улыбаться, у него в руках, словно по мановению волшебной палочки, появилась история болезни, и он с нарочитой серьезностью углубился в чтение.
– Так-так. Переломов нет, ушиб… Ага. Ну поздравляю, больной, жить вы будете.
– Подожди, Паоло, ты что, и есть тот самый главный врач?
– Вроде того, – он снова растянул рот в своей нахальной улыбочке, – здорово, да? Это моя клиника. И я в ней практикую. Ты же должна помнить, я учился в медицинском. Хотя… ты еще маленькой была!
Эллис надула губы. Ее всегда обижало, что он называл ее маленькой девчонкой. Правда, обида имела совсем другие причины, чем предполагали окружающие.
– Теперь мы все выросли. Давай по существу. Сколько мне здесь лежать?
– Ну же, Эллис, зачем ты так вспыхиваешь? А говоришь, что шведка, темперамент-то у тебя итальянский! Не обижайся, солнышко мое.
Ну вот! Это обращение она больше всего терпеть не могла. Она выходила из себя, когда Паоло называл ее «солнышко мое». Потому что… потому что ей это очень нравилось, а он, наверно, обращался так ко всем женщинам.
