– Как она умерла?
– Мы до сих пор точно не знаем. Врачи сказали, что она выпила целую бутылку ацетона.
– О боже…
– Прости, Энн, что говорю тебе это. Теперь ты понимаешь, почему мы долгие годы оберегали тебя от правды? Мы заботились о тебе как о родной дочери. Твоя тетя старалась быть самой нежной матерью на свете. Пожалуйста, не забывай об этом и не вини ее. Она до последнего сражалась с безумием Камиллы. Она консультировалась с лучшими психиатрами, покупала ей самые дорогие лекарства, каждый день гуляла с ней по парку… все было напрасно. Камилле становилось хуже. Впервые она попыталась свести счеты с жизнью, когда тебе было всего три месяца.
– Но что послужило толчком?
– Врачи сказали, что дело в наследственности. Шизофрения чаще всего передается из поколения в поколение по женской линии.
– Значит… я тоже могу нести в себе эту заразу? И я тоже окажусь в психиатрической лечебнице, а однажды, когда врачи потеряют бдительность, хлебну какой-нибудь отравы?
– Энн, прекрати. Ты не больна.
– Ты ведь сам вчера сказал, что мне нужен врач.
– Сама посуди: в последнее время ты плохо ешь и почти не спишь. На тебя уже страшно смотреть. А еще эти разговоры о зеркале-убийце и письме с ключом от дома бабушки… Кстати, куда ты дела зеркало?
– Выбросила, – солгала Энн.
На лице Томаса тут же появилась мягкая улыбка. Человек верит лишь в то, во что он хочет верить.
– Вот и умница. А где ты провела день?
– Каталась по городу.
– Как машина? Ты вроде бы жаловалась на нее?
– Все в порядке, – устало ответила Энн. – Прости, но я жутко устала. Завтра мне рано вставать.
– Кстати, Люсинда посоветовала мне договориться с директором твоей школы, чтобы ты сдала экзамены на будущий год, – робко предложил Томас.
Он опасался, что Энн придет в ярость от одной только мысли, что ей придется лишний год ходить в школу и закончить ее позже своих одноклассников. Однако Энн лишь кивнула.
– Тогда я как-нибудь зайду в твою школу, не возражаешь?
– Нет, разумеется. Как считаешь нужным. – Энн зевнула.
– Ну все, ложись спать. У нас обоих был трудный день, но я рад, что ты с таким мужеством приняла страшное известие о своей матери.
Мистер Браун вышел из комнаты. Энн замерла и прислушалась. Только бы дядя не вздумал снова запереть ее на ключ! Но нет. Шаги затихли в дальнем конце коридора, и Энн наконец дала волю слезам. Она оплакивала не только свое горе, но и горе своей несчастной матери, потерявшей рассудок в столь молодом возрасте. Она оплакивала горе тети Долли, лишившейся сестры.
